---------
Обычный такой бар в поздний час. Лишь спящие, уткнувшиеся носом в стол либо завсегдатаи. Именно такое местечко так любила эта парочка, сейчас медленно и со смаком посасывающая пиво.
- Эй, там, большой парень! – обратился Грег к бармену. – Почему бы тебе не остановиться и не разрешить себе купить мне выпить?
Бармен, уже привыкший к подобному обращению, лишь сверкнул глазами и наполнил кружки заново.
- Ах, я чувствую в Вас земную мудрость, моя прелесть, - сладко протянул Грег, обращаясь к официантке. – Я нахожу это особенно чувственным...
Уилсон закатил глаза и прикрыл их рукой:
- Ну, началось…
- Вы находите особо чувственным моё презрение к Вашей отвратительной манере? – холодно протянула официантка.
- Ах, какая страсть! – Хауз закатил глаза и подмигнул другу.
Уилсон попытался раствориться в воздухе. Не вышло. Официантка с искренним презрением надула пухлые губки, Грег с напускным презрением воззрился на Уилсона:
- И ты меня тоже бросаешь! Что за жестокая судьба! – театрально возвел очи к небу Хауз. – Неправильно понят старым приятелем!
- Я не приятель тебе, я тебя вообще не знаю.
- Ты никому не друг, - отпарировал Грег.
Официантка поспешила ретироваться, а Уилсон вздохнул и, проведя пальцем по кружке, уставился на Хауза:
- Такое ощущение, словно ты стремишься прибрать к рукам всех женщин города и зарегистрировать свои официальные права на них. Какой же ты жадный.
- Даже если я и жаден, - добродушно ответил Хауз, - то я никогда бы не выжил без этой малой доли алчности. Жадность – не порок, а средство выживания. Злость, ложь и постоянные интриги делают это бытиё неимоверно озлобленным…и увлекательным, не правда ли? – заметив ту же официантку, пытавшуюся проскользнуть мимо их столика незамеченной, он сиюминутно гаркнул: - Иди, да расскажи им там, какие мы ужасные!
Уилсон усмехнулся и улыбнулся другу:
- Ярче звезды светят ночью… порой ты очень любишь устраивать конфликты на пустом месте.
- Хм, кто сказал, что это Я их устраиваю? У тебя извращенный взгляд на мир.
- Вот в том-то и дело, что зачастую ты даже этого не осознаешь.
- Ты обвиняешь меня в неосознанности моих действий, а сам влюбляешься в несчастных персонажей? – Хауз безмятежно наблюдал, как пузырится пиво и не видел, что Уилсон судорожно дернулся. Хотя Грег и так знал, какая будет реакция на его слова.
- Я бы не сказал, что зазрений совести у меня не было, - протянул Уилсон.
- Да, но ты это сделал. А важно то, что люди делают, знаешь ли.
- И - да, я далеко не ангел, ты сам знаешь.
- Знаю. Но человек всегда рисует себе образ нужной ему любви в любом, когда отчаится. Настоящей любви нет - по крайней мере такой, о какой пишут книги. И день святого валентина - не более, чем праздник выбора племенных кобыл, - Хауз фыркнул.
- Но дело в том, что я еще верю, что могу полюбить вот так, с розовыми слониками, как ты говоришь, по-настоящему. Это отличает меня от тебя.
- Это невозможно. Человек больше всех всегда любит себя. А если он хочет трахаться с кем-то другим - он делает. Всякие сказки про мораль и прочее фуфло - для отвода глаз.
- Ты еще мне сейчас заяви, что души нет, - Джеймс фыркнул – теперь так же саркастично, как и Хауз.
- Конечно, - моментально отозвался друг. – Обыкновенная химия. И это мы доказываем каждый день. Забыл нашего «маленького Иисуса» с феноменальными способностями?
- Ты говоришь, что эндорфины вырубили мне мозг – хорошо, но любовь невозможно контролировать.
- Да, зато есть одно "но": гормоны можно контролировать, - Хауз навис над столом, чуть придвинувшись к Уилсону. - Просто тебе в этой ситуации было невыгодно их контролировать. Ты этого хотел - твой член этого тоже хотел, ты послушал член, а не мозг. Зато можно было сказать просто "Нет". Конечно, тогда бы твои яйца возмущенно заверещали, но лучшего друга человека - руку - никто не отменял.
- А вдруг я прав? В том, что тут может быть замешана не только химия, но и высшее, духовное – то, ради чего люди ходят в церкви, ради чего дарят друг другу цветы… в конце-концов, откуда тебе знать?
- Потому что я знаю. Я видел, что там творится. И банальные личинки в глазном яблоке - это не ктулхи, а просто личинки. А попивать, скажем, коктейль с феромонами и в то же время верить в младенца с крылышками - это уже лицемерие.
- Скальпель видит лишь кусок плоти.
- Что есть душа? Скажите мне - я изменю и ее. А пока ты не дашь мне хотя бы объяснение этой самой души на блюдечке - я продолжу резать мозг.
- Ты найдешь только области, отвечающие за сознание, - покачал головой Джеймс. Хауз раздраженно стукнул тростью по столу, подзывая служащих вновь наполнить кружки.
- Мозг обрабатывает абсолютно всё. Когда он не может что-то обработать - это болезнь. Когда рождается подозрение, что он не контролирует твою психическую деятельность - будьте добры к психиатру.
- Возможно, это все наши глупые фантазии, но уж лучше я буду жить в них, чем отчаяться и начать жить как очередная большая лысая макака, - улыбнулся Уилсон, понимая, что спорить абсолютно бесполезно. И, с другой стороны, всё равно продолжая спорить, потому что когда ввязываешься в длительный разговор на тему духовного с Хаузом – это как злополучный викодин. Невозможно оторваться.
- Пусть я и есть большая лысая макака – так дайте этой макаке наконец пива! – Хауз буквально вырвал из рук бармена пиво.
- И я буду верить в настоящую любовь, буду радоваться жизни, этим розовым слоникам, останусь романтиком, чем уныло сидеть перед ноутбуком, смотреть порнуху и понимать, что жить незачем, все равно мы куски мяса, которые стремятся породить такие же куски мяса, а потом сдохнуть и сгнить в могиле, - продолжил свою тираду Уилсон, не обращая внимания даже на пролившийся на стол алкоголь. – Да, мне плевать, лучше я буду не знать и радоваться этому, чем знать и относится ко всему с таким же нигилизмом и цинизмом как ты. Неужто тебе подобное доставляет удовольствие?
- Доставляет. Приятно осозновать себя думающим. Думаешь - мозги работают: какое загляденье.
- Вот только не в том направлении ты думаешь. Твою б силу – да в мирных целях…
- Ну это лишь потому, что моя точка зрения отличается от твоей.
- Да, и мне неприятно то, во что ты превращаешся.
- Зато мне приятно.
- Да, это главное, - хмыкнул Джеймс, глядя, как Хауз, вертя тростью, задел ту самую официантку. Девушка буркнула проклятие под нос, а значительно повеселевший Грег театрально склонил голову в жесте «Я очень, очень раскаиваюсь, правда-правда». - Опять таки причина в том, что отрицать ты все можешь хоть до посинения, считая что с тобой все в порядке и что тебе не нужна психиатрическая помощь.
- Вызови мне психиатра. Будет весело.
- Кому?
- Мне. Ну и ему тоже. Правда, у этих парней обычно всё ограничивается галоперидолом, но я не откажусь от этой дозы - давно не кололся.
- Когда ты начнешь все воспринимать всерьез?
- Пошел к черту.
Друзья добродушно улыбнулись друг другу и уставились в свои кружки. Возможно, завтра или послезавтра повторится в точности тот же разговор. Чем он закончится на сей раз – неизвестно, но известно точно одно: он будет вечным.