- Думаю, это пахнет смирением.

- Что? – не поверил своим ушам, а, открыв глаза, ещё и своему зрению Уилсон.

Пустые баки и чистые пелёнки, развешенные по всей комнате. И тихий – тихий такой храп из-за гор белой материи.

- Хаус? Ты… жив?

- А? – изрёк спящий Хаус, присвистнул и снова захрапел.

- Ничего не понимаю, он что, сам все это постирал?

- Вы думаете, что он не способен на такое?

- Да Вы его просто не знаете! Он не способен даже погладить собственную рубашку! Не говоря уже о том, чтобы стирать чужое грязное белье, да еще и в таком количестве…

- Видимо, Вы что-то пропустили в своем друге, Джеймс, - похихикивая прошептал священник.

- И… что будем делать? Будить его?

- Вы жестоки к нему, он же просто человек, к тому же больной… Пусть поспит, это еще никому, кроме мертвецов, не вредило… Тем более, что он это заслужил. - Виктор повернулся и вышел за дверь. «Кажется, все идет по плану», подумал священник.

Уилсон смотрел на сладко спящего Хауса и чувствовал себя сволочью. Ну а как же еще может чувствовать себя человек, всю ночь отдыхавший за чашкой чая, в компании приятного собеседника, когда в это время кто-то, очень дорогой ему, трудился в поте лица на тяжелой работе? Но Джеймс решил, что в данной ситуации очень важно для него сохранить тот образ «врага народа», который, по его мнению, должен был доказать Грегу, что Уилсон не нуждается в его подачках, в его опеке, и что вообще, он самостоятельный человек, независимый. Поэтому Уилсон с тяжелым сердцем вышел вслед за священником.

***

- Что ж, первый день позади. Теперь о сегодняшних послушаниях…

- Эй, погоди-ка, разве у нас не выходной? Ведь сегодня воскресение?! – возмущенный Хаус изо всех сил пытался протестовать наглому священнику, но в активные боевые действия пока не вступал, ибо Виктор был не из тех людей, которые прощают оскорбления. Никакой иск в суд или жалоба начальству не могла сравниться с его методами воздействия на крутой нрав Хауса. Ведь внушительных размеров кулаки вызывали опасения даже у
Грега. Конечно, можно его потом засудить за причинение физического вреда, но от сотрясения мозга это уже не спасет.

- Ты достаточно отдохнул, чтобы приступить к сегодняшним делам. Каждое воскресение в нашей церкви проходит месса, на которой я читаю проповедь прихожанам. Для сегодняшней службы я написал особую проповедь. Да вот незадача: я простудился, знаете ли, голос осип. Так что тебе, Грег, придется меня заменить. Думаю, что читать по бумажке может любой, даже ты. Вот текст, можешь начинать готовиться.

«Сейчас он его оскорбит, а потом отправит подальше», подумал Уилсон.

- Кто, Я?! – Хаус опешил.

«Нет, он сначала его отправит подальше, а потом оскорбит», ухмылка скользнула у Уилсона на губах и он приготовился к пламенной речи Хауса и реакции Виктора, незамедлительно отразившейся бы на здоровье Хауса.

Хаус хотел было что-то добавить, но, взглянув на Уилсона, как-то сник и сказал:

- Ладно, побуду немного в роли Ильи Пророка… Наставлю на путь истинный твоих прихожан, Виктор.

Уилсон обалдел. Именно так, потому что другого слова, более точно описывающего его состояние, просто не найти. Виктор как-то напрягся.

- И без шуток! Чуть что не так, - и я продлю твой срок еще на неделю! – он повернулся и пошел встречать прихожан. «А этот парень не так прост», подумал он.

Хаус же устроился в уголочке на скамейке и принялся с выражением читать проповедь священника. Уилсон почувствовал непреодолимое желание оторвать его от этого бесполезного, на его взгляд, занятия. Ведь он был уверен в том, что ничего у Хауса не выйдет. Ситуация на миг показалась ему комичной и неестественной. Но он не придал этому никакого значения, как и всем остальным странностям, и поддался соблазну.

- Звонила Кади, сказала, что ей названивают твои шлюхи. Спрашивает, что им отвечать?

Это была неприкрытая провокация. Уилсон ожидал от Хауса какого угодно ответа, но не ТАКОГО…