В ее голове рождались тысячи вопросов: от тех как он тут оказался и что делает и до того как они будут спать в одном номере?
Успокоившись и придя в себя, Эллисон перестала ходить по комнате, как маятник и «надела» свое дежурное выражение лица, с которым ходила уже несколько недель и была готова к новому общению с ним. Но сам Хаус с выходом не торопился. Когда же по прошествии некоторого времени его еще не было в комнате Кемерон начала еще больше волноваться, тем самым полностью выдавала себя своим волнением. Когда же она подошла к двери, чтобы постучать, так как волновалась, что может быть что – то случилось и нужна ее помощь?
Хаус резко открыл дверь, как ни в чем не бывало, полностью одетым и очень внимательно смотрел на нее.
- Ты так сильно меня испугалась меня. Что понадобился туалет?
- Что вы там долго делали?
Спросила Эллисон, полностью игнорируя вопрос, который он ей задал.
- Да какой- то идиот оставил на полу журналы для вязания. Обожаю схемы для вязания крючком. Это так заводит, ты когда – нибудь открывала их?
Закатив глаза, чего так добивался Хаус, Кемерон глубоко вздохнула и подошла к своей папке, которая лежала на кровати.
- Ладно тебе.
Хаус продолжал все в той же манере, и хромая подошел к окну.
- Посмотри в окно, солнце светит, птички поют, весна…..Сейчас же все чувства обострены до предела, даже бомжи пахнут весной. Не замечала?
Ты на конференции, вместо которой я должен был выступать, горло у меня опухло, выступать совершенно не могу.
Вот мы с тобой здесь только вдвоем и оттянемся по полной программе, Кадди и твоя блондинка только нам с тобой позавидуют. И про мужа своего забудешь полностью, ну в какой позе тебе больше нравится?
Хаус подошел и посмотрел на нее пронзительно своими серо – голубыми глазами.
-Ладно, позволь мне, сам угадаю. Хотя, ммм… не получится, верно? ведь сегодня не вторник, да?.
Кемерон кинула папку в Хауса
-Сколько же можно?
- Сколько можно играть с людьми, словно они марионетки, дергая за ниточки? Хватит это надоело….
Неужели непонятно, что людям от этого только больно, что есть чувства, люди не куклы. Но вам видимо просто не объяснили этого в школе. И как только вы обнаруживаете чувства к вам, сразу топчите их в зародыше. Делая так, чтобы они вас ненавидели. А людей, которые вас любят и хотят хоть чуть – чуть проявить заботу и помощь, только еще больше смешиваете с грязью, делая как можно больнее. Но люди вам нужны, чтобы говорить, доставать, унижать, но главное их спасать. Но дома вы всегда одни и может, наступит день, что вы добьетесь желаемого, что когда будет действительно очень плохо никто не придет и не поможет. По очень простой причине, что все не могут быть несчастными как вы, а главное, не хотят быть ими.
А теперь еще поперек горла стал еще и Чейз. А что в нем плохого и что не так? То, что он говорил по вторникам о своих чувствах, что проявляет их, хочет чего – то большего, что в этом, черт возьми, плохо? То, что мне становилось с каждым днем все тяжелее и труднее от вашей вечной мерзлоты.. Я не арифметическое число и не головоломка. Я очень устала от этого. И не нужно трогать Девида, он даже не знал вас. Да, что же я тут распинаюсь? Это словно вашим мячиком об стену бить, бесполезно, а я устала и не хочу оставаться сейчас здесь.
Кемерон уже не могла сдерживать слезы обиды и одновременно злости.
-Надоело, оставляю вас здесь одного. Смотрите дешевое кабельное, пейте свой викодин, а главное, упражняйтесь побольше в вашем сарказме, столько, сколько душа пожелает. И может тогда ваша нога пройдет, и вы перестанете быть инвалидом.

******
Боже, как стыдно было за свои слова и свое поведение. Как же это глупо было, столько всего наговорить и уйти, да еще так громко хлопнуть дверью, как же это по – детски, думала Кемерон, гуляя по берегу океана. Сев на песок, только лишь сейчас ощутила, что было достаточно прохладно, а кроме как купальника и платья на ней ничего не было. Немного поежившись от прохлады весеннего ветра, запустила руки в свои длинные волосы. В какой – нибудь другой вечер Эллисон непременно бы наслаждалась, воздухом, звездами и волнами океана, но не сейчас.
Как же самой были противны ее последние слова, как было самой за себя стыдно, что просто позволила подумать, а главное, сказать такую низость? Да, он порой та еще свинья, оправдывала она себя, но это было уже слишком: Чейз, да еще Девид, память о нем была всегда очень чистой и хрупкой. Но сейчас только тошно от этих слов, сказанных сгоряча. Чтобы он перестал быть инвалидом – это его мечта, но, сколько я вложила злобы в сказанное.
- Боже.
Хаус, сколько для нее было смысла просто в его фамилии. Те дни, когда уволилась, потом стала их только еще больше ненавидеть. Как грустила по его шуткам и поведению, как не хватало его глаз, в которые сейчас боялась смотреть, чтобы он ничего не понял, что она все еще его очень любит. Но больше всего тосковала по его губам, очень красивым рукам и поцелую. Это мучило постоянно и не перестает мучить до сих пор. Как же было тяжело с ним, но без него стало только лишь еще тяжелее.
Когда то мама сказала, что раз любишь, и сердце болит, то это самое прекрасное, что может случиться в жизни, чувствуешь жизнь. Чувствуешь ее через радость, через страдания и переживания, но ты ее чувствуешь.
-Но сколько, же боли…., сколько боли это приносит.
-Хм…., вот ты где.
Услышала его голос и ощутила, как на ее плечи Хаус положил свою куртку.
- Не нужно спасибо.
Кемерон сняла ее с плеч и очень быстро как она думала, вытерла слезы.
- Мне тепло.
- Глупая девчонка! И с очень глубоким вздохом он присел рядом.
- Океан, очень давно его не видел, с тех пор, как моего отца перевели из Южной Африки, мне тогда было лет 12, тогда я понял, что дети очень наивны. Хаус замолчал, Кемерон чувствовала, что ему было больно говорить об этом, но продолжил.
-Знаешь, там многие люди рассказывали много интересных историй, а так как делать мне было совершенно нечего, я слушал все истории.
Жил как то в одно время один человек, и было у него несколько детей, но один из всех выделялся особенно, часто не подчинялся, как он думал глупым правилам отца. Отец его наказывал, порой заслуженно конечно, а порой совершенно без причины, только потому, что ему это нравилось делать, думая, что лишняя порка никогда не помешает, и что станет его сын таким же как и его другие дети. Но он видел, что от унизительных наказаний его сын не только не плакал и не раскаивался, а становился только еще больше упрямым. И в один прекрасный день, когда они вдвоем были в лодке, он его выкинул за борт в океан, зная, что его сын не умеет плавать, выкинул от злобы, наверное, надеялся на то, что тот в свою очередь захлебнется. Может так бы и произошло, если бы его сын не попросил о помощи. Отец его вытащил, а когда вытащил, то снова выбросил за борт. Просто так, на этот раз для того, чтобы доказать всю его слабость и беспомощность, и был от этого на седьмом небе от своего как он думал могущества. На этот раз его сын самостоятельно залез в лодку. И от этого унижения он поспорил с отцом на то, что выиграет соревнования по плаванию, которые будут в скором времени в их столице, которые проходили каждый год в честь отца. Доказав, что он не слаб и не ничтожен, как полагает его отец, а он лишь добавил, что если проиграет, он его выкинет в клетку львам.
Все последующие недели он горел от желания, доказать своему отцу, что тот был неправ, что достоин его любви как и другие браться и сестры. Каждое утро, когда все спали, он шел к холодному океану и учился плавать, но плавал он всегда против течения, чтобы быть сильнее остальных соперников. Когда все настал день соревнований…..
Хаус снова замолчал.

Добавлено (21.07.2008, 15:23)
---------------------------------------------
- Вообщем, не буду пересказывать всю эту историю дальше, ее можно прочесть в любом учебнике, но скажу, что он победил в этом соревновании, но вместо радости отца, он получил совершенно другое…
Эллисон слушала и понимала, что это не было книжным вымыслом, что все, что сейчас рассказывал Хаус, говорил про себя и своего отца. Она понимала, насколько теперь его детство было отравлено, почему он так сильно не хотел встречаться с родителями. Ей не хотелось видеть его таким грустным и подавленным этими воспоминаниями. И к тому же было действительно холодно, а для его ноги это было ужасно. Кемерон встала.
- Хаус, пойдемте назад в номер, холодно, нога ваша только еще больше заболит.
Он поднялся и очень внимательно посмотрел на нее.
- У тебя такие волосы кучерявые от воды, не знал, что ты еврейка, как тебе удалось от меня это скрыть?
Эллисон засмеялась ,а Хаус улыбнувшись, встал, подняв своей тростью куртку, которая лежала на песке и накинул на ее плечи.
- Такая ты мне больше нравишься, пойдем
- Хаус, что же вы делали у меня в номере?
- А история о безудержном сексе и весне тебе не понравилась?
- Хаус, я же серьезно спрашиваю. Не скрывая улыбки, произнесла она.
Он очень внимательно посмотрел на нее, и произнес.
- У них там не было номера на нижних этажах, а по этим европейским стандартам инвалидов принято селить как раз на первых этажах, сейчас там пересели кого – то наверх, так что….Черт бы побрал все эти стандарты…
Последние слова Хаус говорил уже, не смотря на нее, и Кемерон поняла, что эти слова, да еще сказанные от нее в номере, было еще больнее слышать. И ей захотелось еще больше провалиться сквозь землю. Она догнала его и остановила
- Хаус, простите, я не хотела. Но он не дал ей договорить, вместо этого он ее поцеловал. Целовал также: горячо и страстно, как и в его кабинете, но сейчас как ей казалось немного по – другому. Сейчас он еще целовал нежно и ласково, покусывая ее нижнюю губу, а руки его касались талии и подымались выше к плечам и шее. Кемерон не хотелось не о чем думать, стало тепло и появилось чувство защиты, чтобы не случилось и не произошло , Хаус будет рядом и ее защитит. Он нехотя остановился.
- Я знаю, что ты не хотела этого говорить, лучше пойдем в номер, пока ты совсем не замерзла. А заодно покажу тебе ранние фотки Уилсона, они у меня всегда, когда его нужно пожантажировать. Видела бы ты его в молодости, Анжела Девис отдыхает. докажу, что ты у нас еврейка.
- Вы негодяй, улыбнувшись, произнесла она.
- Да, ты мне уже об этом как то говорила.
Кемерон улыбнулась, она радовалась, что он начал шутить, когда он шутит у него глаза горят по -другому, но больше всего она радовалась, что он ее так нежно и страстно поцеловал.
Придя вдвоем в номер, Хаус объяснил это тем, что забыл свой рюкзак, но на самом деле он хотел лично удостовериться в том, что пробыв столько времени на холоде, она не заболела. Все ее попытки помыться он присек сразу на корню, а ей не слишком хотелось сопротивляться и легла в постель.
Выключив большой свет, включил ночник, думая, что она уже заснула, накрыл ее вторым одеялом.
- Спасибо, сонным голосом, произнесла Эллисон.
- Не уходите сегодня в свой номер….ну, т.е. пока я не усну…пожалуйста.
- М.., знаешь, мне еще нужно обувь свою выставить, чтобы ее почистили…
- Какую обувь, Хаус? У вас же кроссовки, а не туфли…..
Поколебавшись, он лег на кровать поверх одеяла и обнял ее.
- Нога, сказала уже засыпая, …вы же не выпили таблетки, она заболит, сейчас я принесу.
Но Хаус ей не дал встать, а лишь очень тихо сказал.
- Не нужно, сегодня она не заболит.
Она уснула, он это понял, когда она очень спокойно начала дышать. Думал сейчас о том, что сколько же в этой хрупкой девочке, его еще девочке, не блондина, доказал поцелуй их на пляже, сколько же силы и терпения. По этому поцелую и этому сегодняшнему дню он понял, что она никогда его не бросит и не уйдет, да и он сам не даст ей уйти, один раз уже позволил это, и стало лишь только хуже и еще больнее. Знал, что в этом хрупком создании огромная сила и очень большая мудрость, которая позволяла ему перед ней быть самим собой, что она его понимает и чувствует, а главное, любит таким, какой он есть и менять его не будет. Она все знает, она умная, она все поняла сегодня и не будет спрашивать любит ли он ее. Ему очень ее не хватало, в то время как он набирал всех этих новых людей в команду, не хватало ее поддержки, не хватало ее. Хаус мысленно улыбнулся своим мыслям, что он может еще думать о таких вещах рядом с ней, в последний раз это было со Стейси, но ему не хотелось сейчас думать о ней, все мысли о ней он послал далеко-далеко.
Спокойной ночи, моя девочка. Мысленно произнес он, так как не смог бы сказать этого вслух, боясь, что она услышит.

*****
Утром, когда весеннее солнце проникло своими лучами в комнату, Кемерон, так сладко спала, что вставать совершенно не хотелось. Хауса не было или его вообще не было, а все, что было ночью было просто сном. Но рядом с ней лежала ее папка. Открыв ее, поверх всех листов было написано понятным и очень знакомым, по которому очень соскучилась почерком.
«Всегда подозревал, что у тебя нет чувства юмора. Ты безнадежна. Я написал пару шуток, чтобы никто не уснул на первой же минуте твоей статьи».
Эллисон улыбнулась, папка придавала чувство реальности того, что вчерашний вечер и ночь, их поцелуй- все эти вещи были не сном