Картина Пикассо , висевшая в комнате, напоминала сплетение тел. Хаус задумчиво сидел в гостиной, догоняясь бурбоном.

Задумайся,- напомнил ему Пикассо.

Хаусу необходимо было что-нибудь, способное отвлечь его от мучившего его вопроса: будет ли ее анализ на ВИЧ положительным?

Он сидел сгорбившись за роялем , отрешенно пялясь на деревянную мебель и огромный кожаный диван. Именно эти объекты искусства делали его дом не похожим ни на один другой, делали этот дом его домом. На стенах гостиной- картины в золотых рамках, на кухне –коллекция медных кружек, беспорядочно расставленных по полкам. Странный черно-белый ландшафт. Пикассо.

В госпитале у него было другое произведение искусства. Ее звали Кэмерон.
Мысли о доме неразрывно связали Хауса с мыслями о ней. Ее забота , ее доброта, да, именно она способна создать очаг и придать уют его одинокому дому.

Но это с одной стороны.

С другой стороны, жесткий, страдающий от постоянной боли Хаус, ищущий облегчения. Он тоже думал о Кэмерон, думал, что если бы мог быть с ней, трахать ее, узнавать ее лучше, он бы обрел свой дом внутри нее.

Возникли ассоциации.

Раздвинь ноги. Это то, что он мечтал сегодня сказать Кэмерон. Что-то зацепило его. Она сидела, плотно сомкнув колени, подложив под них руки, на плечи был небрежно набросан забавный свитер , она была беззащитна. Он хотел схватить ее в охапку и лапать ее бедра и задницу.

Что круче? Ее долгий взгляд, возможно предлагающий что-то, пытающийся прочитать его мысли, сканирующий его больную ногу или его сила, с которой он раздвигает ее ноги, срывает с нее трусики и вторгается в ее влажное тело?

Это равнозначно. Когда они соприкасаются, ему кажется, что земля уходит из-под ног. И воздух между ними трещит по швам.

Эта призрачная память. Он сейчас ее чувствует. Она с ним. Одна его рука плотно прижата к тому, месту, где должно биться сердце, другая двигается вверх и вниз по члену, совершая акт любви.

Где она сейчас? Заказывает себе очередную порцию выпивки, обдумывая перспективу смерти, после того как кровь парня, больного СПИДом случайно попала ей в глаз?

Я заразилась. Нет, я не заразилась.

Он никогда не держал ее за руку, он никогда не смотрел ей в глаза, он не мог ничего предложить ей тогда, когда она действительно в этом нуждалась.

Чтобы не думать больше о ней, Хаус подлил бурбон в стакан. К черту, лед, какая от него польза, если он все равно растает, да к тому же ,детка, на улице холодно.

«Отлично нарисовал, этот Пикассо»- думал Хаус. Что заставило его купить именно эту картину, он и сам не понял, она банально запала ему в душу, заинтриговала его. Он был абсолютно уверен, что сможет ее разгадать, понять ее сущность. Но не смог. Хаус слегка улыбнулся собственным мыслям.

На ней может быть все что угодно: смятая страница газеты или тело человека, мучающегося от боли. Слегка поверни голову и , voila , перед глазами страница из Кама- Сутры. А может быть это перевернутая и исковерканная «восьмерка» , а может частичка ее тела.

Кэмерон.

Он опустошил очередной стакан.

Может быть, ему просто пора отдохнуть и отвлечься. На рояле валялся номер проститутки с вишневыми губами, а в голове не было ни одной мысли , кроме тех нескольких тысяч, которые были о ней. Он громко и быстро повторял ее имя. Это был зов о помощи.

Проклятая клятва Гиппократа : не навреди. Иногда любовь ранит. Так и должно быть. Рана, нанесенная когда-то им, навсегда останется с ней. С его маленьким наваждением.

Когда тяжело, одиночество душит. На линии Уилсон.

« Что печальнее , Уилсон? Пустой стул, погибшее дерево или одинокая палочка для суши?» - спросил Хаус, даже не поздоровавшись .

«Палочка , полагаю. Ты пьян, Хаус?»

Хаус бросил трубку, не утруждаясь с ответом. Его взгляд был прикован к картине, не дававшей ему покоя.

На нем черная футболка, потертые джинсы, в руке неизменная трость, перед ним рояль. Через неплотно закрытые шторы пробивается свет луны.

А когда она целуется, она прикрывает глаза? Хаус ненавидит себя за эти мысли Ненавидит и ее.

Я тебе нравлюсь? Мне нужно знать?

Может быть. Ты действительно хочешь знать?

И потом . Нравиться. Разве мы в старшей школе? Ты мне нравишься. А я тебе? Сложенная в треугольник записка направляется к девочке , сидящей за первой партой.

Вопрос неправильный. Мне никто не нравится.

Твои мысли не обо мне. Они о СПИДе. Нужен врач. Иммунолог. Иммунный. У меня нет иммунинета к тебе.

Хаус опять тянется к стакану. После огромного глотка, небрежно вытирает губы рукавом рубашки.

Все не то. Алкоголь и Викодин не способны прекратить давно не стихающую боль в бедре. Сегодня что-то изменилось. Внутри взорвался маленький атомный реактор, оранжево-серое облако уже достигло мозга.

Он раскусил ее. Она не любит. Она хочет ему помочь, заботиться о нем. На ней небесно голубая футболка. Она в уютном кафе.

Он ее не обманывал.

Он начал играть, на напряженных бледных руках проступили светло-синие вены. Он где-то раздобыл ноты Джеффа Твиди.

В моих венах течет нечто большее , чем кровь.

Она как размытое пятно в темноте, маленький демон, пугающийся разных звуков, придуманных и реальных. Щелканье ее каблуков по асфальту, щебет воробьев , сидящих на ветках, невероятно быстрый стук ее сердца, отдающий в барабанные перепонки. Она останавливается, она не заметила , как начал идти снег. Первый снег этой зимы. Она улыбается и ловит снежинки теплой ладонью.

Забавно. Неужели? Предполагала ли она, что все будет так? Фейс-контроль на входе в клуб отнимает чертовски много времени. Светлые джинсы отлично подчеркивают ее задницу. Зеленая жилетка сочетается с цветом глаз. Волосы распущены. Она мягко виляет бедрами, пробираясь сквозь толпу. Она прекрасна. Худощавый блондин послал Кэмерон недвусмысленный взгляд. Она покачала головой, давая понять , что не хочет этого сегодня. Одной глупости в день достаточно. На сегодня это опасность, наркотики и «трахни меня». Пара кварталов отсюда и , о Боже, что она собралась делать? Я твоя тайная страсть, я именно то, что нужно тебе этой ночью. Хаус.

Я острый край, конец прямой, начало конца. Я ложь во благо.

Ей казалось, что уличные фонари- это падающие звезды, что ее мозг большая ударная установка с сотней путающихся мыслей. Мысли материализуются. Осторожно. Стоп. Опасность. На переходе загорелся зеленый.

Ты мой «никогда не говори никогда», ты мой запретный плод, ты мое «рано или поздно», мой билет в один конец.

Я твое « может быть , когда-нибудь», « лучше в следующий раз», твое одиночество, твое «сейчас или никогда».

Руки мерзли на холоде. Мне хорошо, я знаю, я справлюсь.

За время пути, все мысли в ее голове, сменились одним простым и понятным желанием. Желанием его прикосновений в темноте. Желанием тереться об него всем телом, как сиамская кошка. Желанием желания.

Тяжесть внизу живота нарастала. Непроизвольно она терлась о тугие джинсы. Если он не захочет, она сама доставит себе удовольствие, доведет себя до оргазма. Как быстро можно раздеться и водить рукой между ног? Если он увидит, как она водит кончиками пальцев по своим кружевным трусикам, он к ней присоединится? Будет сверху, овладеет ею? Мысль об этом заставила ее покраснеть и еще больше возбудила.

Задыхаясь , она бежала к его двери.

Откройте, Хаус.

Он так и поступил. Он стоял на пороге, зажимая в одной руке стакан, другой опираясь на трость.

Его сильные, бледные руки с голубыми венами восхищали ее. Огромный, 1.90 ростом, он стоял так близко, что можно было к нему прикоснуться.

Голубые джинсы. Черный чай. Дежа вю. Он был также одет, когда она была у него дома последний раз.

Прекрати думать. Не думай и не чувствуй, Кэмерон.

Хаус прищурил глаз и загадочно посмотрел на нее. Он как закрытая дверь, к которой невозможно подобрать ключ.

_____________________________________________________________________________
если понравится, напечатаю дальше. за грамотность иногда сорри)