Мини-чат | Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены
|
|
|
Мистер Пип / Mr. Pip
| |
| kahlan | Дата: Понедельник, 04.07.2011, 18:26 | Сообщение # 1 |
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  "Мистер Пип" - роман новозеландского автора Ллойда Джонса ( 1955 г.), живущего в Веллингтоне. За эту книгу он получил Приз писателей Содружества (включает 53 страны), роман вошел в шорт-лист Букера в 2007 г.
Действие романа преимущественно происходит в 1991 -1992 гг. на острове Бугенвилль (Папуа Новая Гвинея) во время гражданской войны.
Дисклеймер: перевод для house-md.net.ru, никакие коммерческие цели не преследуются
Переводчики:
MarishkaM - 3-6, 8-10, 12-13, 16-19, 22-24 главы
kahlan - 1-2, 7, 11, 14-15, 20-21, 25-26 главы
Бета: suok
Обсуждение фильма, снятого по книге, и все новости по нему - в данной теме.
Скачать для печати
Содержание:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26
Сообщение отредактировал kahlan - Вторник, 05.07.2011, 11:37 |
| |
| |
| kahlan | Дата: Пятница, 08.07.2011, 11:08 | Сообщение # 31 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  Глава десятая
Ближайшая к нам деревня была за восемь километров вверх по побережью. Но до нас долетали новости со всего острова. Они шли к нам по тропинкам джунглей и горным ущельям. И новости не были хорошими. Никогда. Мы слышали ужасные вещи. Вещи, в которые не хотели верить.
Ходили разговоры о репрессиях краснокожих против тех деревень, что сотрудничали с повстанцами. Маленькие дети бегали по округе с рассказами о том, как людей выбрасывали из вертолетов на верхушки деревьев. Дети думали, что это весело, и что когда-нибудь они хотели бы сами попробовать. Эти дети были свидетельством того, насколько наши родители стали небрежными в разговорах. Но они все еще не выдавали самого худшего. То, чего мы не слышали, мы читали на их беспокойных лицах. И вот так мы вспомнили, как выглядел пес Черныш с развороченным брюхом.
Молитвенная группа моей мамы привлекала все больше и больше людей. Бог поможет нам. Нужно просто больше молиться. Молитва - как щекотка. Рано или поздно Бог посмотрит вниз, чтобы узнать, что щекочет ему зад.
Ночью мама поддерживала беспокойную тишину. Она мысленно отгоняла все плохие новости, чтобы освободить место Богу. Касаясь этой темы, мама спросила, слышали ли мы, дети, хоть слово о Господе Боге от Пучеглазого.
- Мистер Уоттс не читает Библию, - ответила я.
Она застыла на месте, словно это было настоящей угрозой нашей безопасности. Затем она вернулась к другим занятиям, попутно проверяя меня на знание имен наших родственников, рыб и птиц с нашего семейного дерева.
Я с треском провалилась. Я не знала, зачем мне их помнить, хотя знала имя каждого персонажа «Больших надежд», потому что слышала их голос. Они делились со мной своими мыслями, а иногда, когда мистер Уоттс читал нам вслух, я даже видела их лица. Пип, миссис Хэвишем и Джо Гарджери были частью моей жизни больше, чем мои мертвые родственники или даже окружающие меня люди.
Но мама была рассержена моими постоянными ошибками. Она сказала, что мне нужно прочистить уши. Она сказала, что ей жаль мое сердце. Мое сердце, сказала мама, не очень разборчиво в выборе компании. Она не собиралась оставлять меня в покое. Она была настойчивой. Проверки продолжались, но безуспешно. Потом она изменила стратегию. Я подозревала, что она видела имя «ПИП» на пляже, потому, что однажды ночью, после очередной моей неудачи, она велела мне написать имена с нашего семейного дерева на песке.
На следующий день я сделала, как она сказала. И мама пришла проверить мои старания. Она страшно разозлилась, когда увидела имя Пипа рядом с именами родственников. Она ухватила меня за волосы.
Что я себе позволяю? Почему мне нужно вести себя глупее, чем я выгляжу? Зачем было вставлять имя выдуманного человека рядом с именами ее предков?
Я знала, почему. Я точно знала, почему я это сделала. Но хватило бы мне храбрости отстаивать то, во что я верила? Я знала по опыту, что могла ответить на четыре пятых вопроса правильно, и мама уцепилась бы за ту мелочь, что была неверной. В конце концов, мой рот все решил за меня. Слова вырвались, и я стояла ошарашенная тем, каким образом я бросила вопрос ей в лицо.
Я спросила, в чем ценность того, чтобы знать парочку разрозненных и ненадежных фактов о мертвых родственниках, когда можно знать все, что только было можно, о выдуманном человеке, таком, как Пип?
Ее взгляд горел настоящей ненавистью. Сначала она ничего не сказала. Может, она боялась, что если откроет свой рот слишком быстро, ничего кроме гнева из него не вылетит. Я ждала пощечину. Вместо этого она раскидала ногой песок вокруг «ПИПа», а потом пнула воздух над его именем.
- Он не родственник, черт подери! – орала она.
Нет, Пип не был родственником, пояснила я, но я чувствовала, что он мне ближе всех тех незнакомцев, имена которых она заставила меня написать на песке. Это не то, что она хотела слышать. Она знала, кого винить. Ее взгляд устремился поверх пляжа, в сторону старого дома священника.
На следующий день Мейбл подняла руку, чтобы спросить мистера Уоттса, верит ли он в Бога. Он посмотрел на потолок; его глаза что-то искали.
- Это один из тех трудных вопросов, о которых я вас предупреждал, - произнес он. Он вертел в руках книгу. Он пытался найти наше место в «Больших надеждах», но его мысли были где-то далеко.
Настала очередь Гилберта задать вопрос.
- А в дьявола?
Мы видели, как на губах мистера Уоттса расплывается улыбка, и мне стало неудобно за нас, детей, и мистера Уоттса - я поняла, что он только что догадался об источнике этих вопросов.
- Нет, - сказал он. – Я не верю в дьявола.
Это не то, о чем я рассказала бы маме. Я не была настолько глупой. Видимо, кто-то из детей проболтался, что привело к тому, что языческие верования мистера Уоттса обсуждались на вечерней молитвенной встрече.
На следующий день, когда мистер Уоттс собрался читать главу из «Больших надежд», в класс ворвалась моя мама. На голове ее была та же повязка, что и в прошлый раз. Теперь я понимала, почему. Это давало ей какую-то пугающую власть.
Ее тяжелые веки поднялись, и она враждебно взглянула на мистера Уоттса. Затем, вздрогнув, она заметила книгу в его руках. Я подумала, что она попытается отобрать у него книгу и вонзить в нее кол. Вместо этого она глубоко вздохнула и объявила мистеру Уоттсу, что у нее есть некоторые данные (она всегда говорила «данные»), которыми она хочет поделиться с классом.
Мистер Уоттс вежливо закрыл «Большие надежды». Как всегда, он действовал согласно своему внутреннему чувству учтивости. Он жестом пригласил маму занять центральное место перед классом, и она начала свою речь.
- Некоторые белые парни не верят ни в Бога, ни в дьявола, - сказала она, - потому что они считают, что им это не нужно. Хотите - верьте, хотите – нет, но есть белые, которые, только взглянув в окно, не оставляют дома плащ, отправляясь отдыхать. Белый позаботится о том, чтобы в его лодке был спасательный жилет и достаточно горючего в баке для долгого путешествия по морю, но он не примет тех же мер предосторожности, чтобы запастись верой для сутолоки повседневной жизни.
Она покачивалась из стороны в сторону. Она была такой дерзкой, какой я ее еще не видела.
- Мистер Уоттс считает, что он готов ко всему. Но если это правда, то человек, застреленный краснокожими, должно быть думал, как так получилось, что он не заметил вертолет, пока не стало слишком поздно. Вот так. Но что касается остальных нас, людей – и я имею в виду мой прекрасный цветок, Матильду – наполните ваше существо учениями Благой Книги. Только так вы сможете спасти мистера Уоттса, потому что я не собираюсь этого делать.
Мы все как один посмотрели на мистера Уоттса, чтобы понять, возразит ли он. Мы были рады видеть, что он улыбался за маминой спиной. И когда она увидела, что мы тоже улыбаемся, то разозлилась еще больше. Мне уже было стыдно за ее слова, но я также знала, что ее злость не имела прямого отношения к религиозным верованиям мистера Уоттса или их отсутствию. Что заставляло ее кровь кипеть, так это белый мальчик Пип и его место в моей жизни. Она винила в этом лично мистера Уоттса.
Если моя мама намеревалась оскорбить мистера Уоттса и разоблачить его, судя по улыбке мистера Уоттса, ей это не удалось.
- И снова, Долорес, вы дали нам пищу для размышления, - сказал он.
Мама бросила на него подозрительный взгляд. Я знала, что ей было незнакомо это выражение – «пища для размышления». Она, похоже, раздумывала, хотел ли белый оскорбить ее без ее ведома. И если так, насколько глупо она будет выглядеть перед нами, детьми?
- Я не закончила, - сказала она.
Мистер Уоттс вежливым жестом попросил ее продолжать, и я еще глубже спряталась под парту.
- Я хочу поговорить о косах, - объявила она, и к моему ужасу, ее замечания были адресованы мне.
- Матильда, еще молодой женщиной твоя бабушка носила волосы, заплетенные в косы, и косы эти были толстыми, как канаты. Косы были настолько плотными, что мы, дети, качались на них.
Кто-то из класса засмеялся, и это отвлекло мамино внимание от меня.
- Это правда. Если начинался прилив, мы держались за косу, чтобы забраться на коралл. Косы моей матери были такие длинные, что мы, дети, могли сидеть на инвалидном кресле дяди и держаться за них, пока ее огромная задница возвышалась над сиденьем велосипеда. Мы потешались над этой большой задницей. Мы выли, как собаки, обпившиеся сока джунглей.
На этот раз мистер Уоттс смеялся вместе с нами.
- Так вот, - сказала она, - эти косы нужны для того, чтобы отгонять мух и отпугивать мальчиков, которые хотят сунуть свои руки куда не следует. Девочка, которая носит косы, знает, как отличить хорошее от дурного, и она не воображала.
Бедная мама. Она потеряла нас так же быстро, как и завоевала. И она не знала, почему. Казалось, она не слышит саму себя. К моменту, когда она провозгласила свой решающий аргумент, мы сидели со сложенными на груди руками и с выражением вежливого интереса на лицах.
- Так вот, когда вы соединяете две пряди волос вместе и заплетаете их в косы, вы начитаете понимать идею партнерства… и вы понимаете, откуда Бог и дьявол знают друг друга.
Мама так жаждала донести нам, детям, все, что она знала, но она не представляла, как вложить это в наши головы. Она считала, что сможет запугиваниями заставить нас узнать то, что делала она. Заметила ли она, что как только она заговаривала о Боге или дьяволе, лица детей сникали? Мы предпочитали слушать про собак, опьяневших от сока джунглей.
Когда она ушла, мистер Уоттс знал, что делать. Он взял в руки «Большие надежды», и как только он начал читать, мы оторвали лица от крышек парт.
***
Рождество. Шел дождь, а потом выглянуло солнце, изливая свой жар на свежие лужи. Мы слушали кваканье лягушек. Я видела, как младший брат Селии, Вирджил, прошел мимо с лягушкой на палке. Раньше я попросила бы его принести и мне лягушку. Но теперь меня больше не интересовали такие вещи.
В этот день не было занятий, поэтому не было новостей о Пипе. И не было празднований. В этот день, именно в этот день, родители решили, что готовить будет слишком рискованно. Дым выдаст нас. Будто в другие дни не выдавал. И вообще, какая разница? Краснокожие знали, где мы. И знали партизаны. Это было новым именем босоногих повстанцев, что носили банданы. К этому времени почти все молодые мужчины деревни примкнули к повстанцам, так что их мы не боялись. Но по нервным и напряженным лицам родителей мы понимали, что ситуация меняется, и для нас она может измениться в любую минуту.
Мы уже не жили с той легкостью, что раньше. Наши головы оборачивались на любой внезапный звук. Когда бы я ни слышала шум вертолета, я знала, каково это, когда твое сердце останавливается вместе с дыханием.
В деревне были старики, которые знали магию. Некоторые просили их сварить зелье, которое сделает их невидимыми на случай, если придут краснокожие. Другие, как моя мама и матери других детей из класса мистера Уоттса, молились.
На дереве, под которым молились женщины, висели вверх тормашками сотни летучих мышей. Они выглядели так, словно держали между крыльями малюсенькие молитвенники. И вот во время одного такого молитвенного собрания, когда стемнело, старший брат Виктории, Сэм, шатаясь, вышел из джунглей. На нем была бандана повстанцев. Он нес в руке старую винтовку. Он был босиком, а его одежда была изорвана. Он волочил за собой раненную ногу.
Когда женщины взглянули на него, Сэм понял, что он дома, и позволил себе свалиться на землю. Одного из нас послали за мистером Уоттсом. Я задумалась, понимал ли он, в чем дело, потому что он пришел, жуя банан.
Как только он увидел Сэма, то отдал остатки банана мне, и присел возле Сэма. Он дал ему выпить из маленькой фляги (позже я узнала, что это был алкоголь), потом откинул его голову назад, всунул кусок дерева ему в рот и кивнул отцу Гилберта, что можно начинать резать. Отец Гилберта использовал рыбный нож, чтобы вытащить три пули краснокожих из ноги Сэма. Он выложил пули на траву, а мы сгрудились вокруг них и глазели так, как мы глазели на пойманную рыбу, лежащую на песке. Пули выглядели уродливыми, они были красноватого цвета.
Нам не нравилось, что брат Виктории был здесь. Мы боялись, что краснокожие найдут его, и это превратит нас в повстанческую деревню. Мы знали, что стало с такими деревнями. Они были сожжены дотла, а еще с ними сделали такое, о чем не говорили в присутствии юных ушей. Это было в последний раз, когда я видела Сэма, прежде чем его уволокли в кустарник. Его мать сидела с ним день и ночь, она давала ему специальные коренья и воду.
Через две недели после того, как папа Гилберта вытащил пули, он вывез Сэма в море на своей лодке. Это было ночью, и в черной тишине мы слышали шлепки весел о воду. У лодки отца Гилберта был мотор, но он не хотел использовать последнее топливо, он его берег. Его не было два дня. Мы уже спали, когда на третью ночь он затащил на берег свою лодку. На следующий день, когда я увидела его, он уже не выглядел прежним.
Мы больше никогда не видели Сэма.
Сообщение отредактировал kahlan - Пятница, 08.07.2011, 11:29 |
| |
| |
| kahlan | Дата: Суббота, 09.07.2011, 00:01 | Сообщение # 32 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  Глава одиннадцатая
Дорога от дома Пипа на болотах до столичного Лондона занимала около пяти часов. Мы и без объяснений мистера Уоттса понимали, что пять часов означало неблизкий путь. В тысяча восемьсот пятьдесят каком-то году так и должно было быть. Но пять часов - это все равно меньше, чем полтора столетия, а один человек целиком – гораздо больше, чем полмира где-то далеко. Мы услышали, что Пипа напугала "необъятность" Лондона. "Необъятность"?
Мы уставились на мистера Уоттса в ожидании объяснений. «Невероятные количества, толпы, чувство замешательства и ошеломляющий масштаб…» Он говорил о восторге собственного первого посещения Лондона. Улыбка сползла с его лица. Думаю, потому что он вспомнил того юношу, каким был когда-то. Он сказал, что все казалось ему смутно знакомым, с тех пор как он следовал по Лондону за мистером Диккенсом.
Он рассказывал, что был беден, о том, как отдал старой нищенке последние гроши, и после бродил по парку, греясь мыслью о совершенном добром деле. Похолодало. Пошел сильный дождь, и он поспешил к парковым воротам. Ожидая возможности перейти через загруженную улицу, он посмотрел в освещенное окно кафе, желая, чтобы у него были деньги, чтобы купить хоть что-то, и внезапно увидел старую нищенку, намазывающую лепешку маслом. И когда она подняла глаза, сказал мистер Уоттс, она посмотрела сквозь него без капли узнавания.
Мы начали смеяться над нашим глупым учителем. Мистер Уоттс кивнул. Он понимал.
Ему нравилось, что мы над ним смеемся, но в тот момент, когда он опустил взгляд на открытую страницу "Больших надежд", мы умолкли. Несколько мгновений он не читал. Нам показалось, что он как будто вернулся в Лондон, в свою юность, и снова смотрит в освещенное окно. Это был один из тех моментов, которые напоминали нам о положении мистера Уоттса в качестве последнего белого на нашем острове. Вот он стоит перед нами, еще тот тип, вспоминая о местах, в которых никто из нас не был, не видел, и даже не мог представить без помощи мистера Диккенса.
Когда мы услышали о метрополии и Лондоне, то так и не смогли себе этого вообразить. Даже попытки мистера Уоттса найти какие-то примеры на месте потерпели неудачу. Он отправился с нами на пляж. Выкопал канал в песке, чтобы волна затекла туда. Это была Темза. Он нашел несколько серых камней и сложил их в одном месте. Он назвал их зданиями. Мы услышали еще о фейерверках, кучере и конской гриве, но больше не спрашивали, что это значит. Мы учились выделять то, что действительно важно.
Мы как раз впервые знакомились с мистером Уэммиком, противным компаньоном мистера Джеггерса, когда в класс вошла мама вместе с женщиной из ее молельной группы. Ее звали миссис Сьеп. Три ее сына присоединились к повстанцам. Считалось, что муж последовал их примеру. Иначе он должен был где-то лежать мертвый. Миссис Сьеп не говорила.
Мистер Уоттс освободил свое место, и мама мягко подтолкнула миссис Сьеп вперед и представила ее. Миссис Сьеп проверила, что она стоит там, где нужно. Мама показала ей, что нужно чуть подвинуться. Мы увидели, как миссис Сьеп сделала маленький шаг назад.
- Я должна сказать вам две вещи, дети, - объявила миссис Сьеп. - Во-первых, о приманке для рыбы. Вы должны сначала поймать рыбу-прилипалу, если хотите поймать кого-то побольше. Затем вы должны привязать прилипалу за хвост, и она сама порыбачит за вас. Это правда, я сама это видела. У прилипалы есть круглая присоска на голове, которой она цепляется к акуле, черепахе или большой рыбе. Если вы поймали рыбу-солнце, перережьте веревку. Она ядовитая.
Миссис Сьеп поклонилась, и так как она отступила назад, мы начали хлопать. Это было ново для нас, и мы это сделали без подсказки от мистера Уоттса, сказавшего что-то о хороших манерах, которые мы развиваем под его руководством, и о достоинстве миссис Сьеп. В ее речи чувствовалось некое внутреннее спокойствие, которое никак не удавалось найти моей маме.
Миссис Сьеп улыбнулась, и так как она посмотрела на нас, мы прекратили хлопать. Она снова выступила вперед.
- Я начну с вопроса. Что вы будете делать, если окажетесь в море совсем одни? Это вторая вещь, которую я хочу рассказать, - сказала она. Если вам одиноко, поищите спинорога. Бог смешал души собак и спинорогов, потому что, как и собаки, спинороги заваливаются на бок и смотрят на вас с почтением.
Миссис Сьеп поклонилась, и мы во второй раз начали хлопать. Моя мама присоединилась к нам. Я услышала, как она шепчет что-то миссис Сьеп, которая подошла к ней.
Атмосфера в мгновение поменялась. Мы собрались с духом.
- Я знаю, - сказала она, - мистер Уоттс рассказывает вам всякие басни, и одну особенную историю, но вот что я хочу вам сказать. Истории не могут быть сами по себе. Они не могут валяться на земле подобно ленивым псам. Они должны вас чему-то учить. Например, если вы знаете слова, то можете спеть песню, которая заставит рыбу попасться на крючок. Есть песни, которые могут исцелить вас от сыпи или ночных кошмаров. Но я хочу рассказать вам, дети, о дьяволе, которого встретила, когда мне было столько лет, сколько вам сейчас. Это было тогда, когда здесь еще была церковь, а миссия не переехала. Тогда у нас была пристань, а деревня была куда больше, чем сейчас.
Во-первых, дьявол, которого я тогда встретила, вернулся снова. Я расскажу вам об этом, дети, только если меня подстрелят краснокожие, потому что вы должны будете знать, чего опасаться, и, возможно, в этой области мистер Уоттс не так уж хорошо разбирается.
Мама быстро улыбнулась ему, как будто это была лишь шутка. Лишь одна только я понимала, что она не шутила. Она продолжила.
- Была женщина, жившая сама по себе, и вот однажды она увидела, как мы, дети, болтаемся неподалеку. Она подошла и начала орать.
- Эй! Если вы, паршивцы, стянете церковные деньги, я вырву вам ресницы. Люди увидят, что вы похожи на ощипанных цыплят и поймут, что вы, мерзкие дети, украли церковные деньги. Она напугала нас. Мы слышали, что она умеет колдовать. Однажды она превратила белого в мармелад и намазала на хлеб.
Весь класс посмотрел на мистера Уоттса. Это было нечто, что он должен был хотеть опровергнуть. Женщина, превратившая белого мужчину в мармелад и намазавшая его на тост. Мистер Уоттс только что услышал смехотворную похвальбу, но никак не отреагировал. Как обычно во время маминых выступлений он стоял, полуприкрыв глаза, с внимательным выражением на лице.
- Так что, когда она спросила, украли ли мы деньги из церкви, мы сказали, что нет, но это был неправильный ответ. Мы поняли это, так как она явно разозлилась. Она размышляла над тем, что ей сказать дальше или просто ей надоело - мы не поняли и решили, что можем уйти. Тогда она сказала:
- А что если, я попрошу вас, дети, украсть церковные деньги?
Мы все - и девочки, и мальчики - не смели взглянуть друг на друга. Мы бы скорее умерли, чем украли деньги из церкви. Если бы мы это сделали, то умерли бы все равно, хотели мы этого или нет. Так что мы не собирались их красть. Ни за что.
Дьявольская женщина угадала наши мысли, потому что сказала:
- Послушайте меня. Если, дети, я скажу вам украсть деньги, вы так и сделаете. И знаете, почему?
Никто из нас не знал, и мы не знали, что ответить.- Думаю, нет, - сказала она, - вы чертовы бесполезные дети. Вот, смотрите сюда.
Мама замолчала, и мы все посмотрели на нее. Даже мистер Уоттс не остался в стороне.
- Я попробую описать, что случилось дальше, - сказала она.
- Возник шар. сотканный из темноты, почти непрозрачный, который, пронесся с того места, где мы стояли. Мы закрыли руками глаза, а когда осмелились взглянуть, то увидели черную птицу. Никто из нас раньше не видел такую птицу. У нее была злобная голова, тело голубя и острые когти, в которых она держала двух маленьких птичек, по одной в каждой лапе. Она широко раскрыла клюв и смотрела на нас одним глазом, и мы поняли, что это дьявол. И пока этот взгляд не давал нам сойти с места, она засунула одну птицу в клюв, лениво хрустнула нею и проглотила. Вторую птицу ждало то же самое. Затем мерзкая птица превратилась обратно в черноту, которая снова разлилась у наших ног. Через мгновение перед нами оказалась эта ужасная женщина, из ее рта торчали перья.
- А теперь, - сказала она, - принесите мне церковные пожертвования в следующее воскресение, а иначе... И никому не говорите. Я узнаю, если вы проболтаетесь, я приду ночью, когда вы будете спать на своих циновках, вырву ваши глаза и скормлю рыбам.
Мы не сказали родителям, потому что не хотели лишиться глаз. Да и кто в мире захотел бы ослепнуть? Но мы, дети, знали, что должны совершить два преступления. Во-первых, мы должны были украсть деньги, а во-вторых. сделать что-то заведомо плохое. Так что мы должны были дважды поступить плохо. И эта темнота могла стать непроглядней той, что наступала, когда ты больше не мог видеть. Так что мы ничего не сделали. Мы позволили пожертвованиям проплыть у нас перед носом и не сделали ничего, потому что к воскресенью мы решили, что лучше уж меньшая тьма. Пусть дьявольская женщина придет, вырвет нам глаза и скормит их рыбам.
Все воскресенье мы прождали, когда она появится. Мы ждали, что она просочится в открытое окно школы на следующий день. Мы решили рассказать священнику, что случилось. Он сказал, что нам удалось обмануть дьявола. Он сказал, что дьявол приходил, чтобы испытать нас, детей. Для этого дьявол и существует. Чтобы испытывать то, во что мы верим. Но если бы мы украли деньги, то эта женщина непременно бы появилась, потому что тогда мы, дети, попали бы прямо в руки к дьяволу. Священник сказал: "Молодцы, дети" и дал нам по конфете.
В конце истории моя мама взглянула на мистера Уоттса, и они смотрели друг другу в глаза, пока не вспомнили о нас. Если бы она этого не сделала, мы, дети, подумали бы, что это была просто история о дьяволе, а у краснокожих не было бы повода возвращаться.
Моя мама никогда напрямую не спрашивала, как, по моему мнению, проходили ее визиты. Она хотела знать, но просто заходила с другой стороны. Ночью она спросила, верю ли я в дьявола. По глупости я ответила, что нет. Она спросила у меня, почему - после всего, что мне рассказали о дьяволе, и я процитировала ей слова мистера Уоттса. Я сказала, что дьявол - лишь символ. Его не существует на самом деле.
- Как и Пипа, - сказала она.
Но у меня был готов ответ.
- Ты не можешь услышать голос дьявола. А голос Пипа можешь.
После этого она замолчала. Я ждала и ждала, пока не услышала ее негромкий храп.
Когда она появилась в классе следующим утром, было очевидно, что она пришла поговорить не с нами. Она пришла поспорить с мистером Уоттсом.
- Моя дочь, моя дорогая Матильда, - начала она, - сказала мне, что не верит в дьявола. Она верит в Пипа.
Она остановилась, чтобы дать время мистеру Уоттсу ответить. Как всегда, он не показал ни тени удивления.
- Хорошо, Долорес, - мягко ответил он, - что, если мы скажем, что на книжных страницах у дьявола и Пипа одинаковое положение?
Теперь настал черед мистера Уотса делать паузу. Он ждал, но я понимала, что она не ответит.
- Давайте посмотрим, - сказал он. - Пип - сирота, получивший возможность творить и себя, и свою судьбу. То что пережил Пип, напоминает нам о судьбе эмигрантов. Все они оставили место, где выросли. Каждый потерпел неудачу. Каждый получил возможность создать себя заново. И они по-прежнему могли делать ошибки.
И тут моя мать увидела, по ее мнению, слабое место в аргументации мистера Уоттса. Она подняла руку, прерывая его, и спросила:
- Но как он поймет, что сделал ошибку?
Сообщение отредактировал kahlan - Суббота, 09.07.2011, 00:02 |
| |
| |
| kahlan | Дата: Суббота, 09.07.2011, 00:15 | Сообщение # 33 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  Глава двенадцатая
Мы закончили «Большие надежды» десятого февраля. Мой расчет не совпал на четыре дня из-за Рождества и тех трех дней, когда мистер Уоттс лежал дома с простудой.
Меня смутило окончание книги. Я не понимала, почему Пипу так нужна была Эстелла. Особенно, когда я поняла, какую роль она сыграла в событиях книги. Мисс Хэвишем подменила ее сердце камнем. И этим камнем Эстелла разбивала сердца мужчин. Так мисс Хэвишем мстила за то, что с ней случилось в день свадьбы. Я поняла эту часть – мы все знали о мести. А Мэгвич, беглый каторжник – в то время как мне нравилось и восхищало его желание отблагодарить Пипа, я не понимала, почему, после того как он поехал в Австралию и разбогател там, чтобы отплатить парню, который в свое время помог ему убежать с болот, он вернулся в Англию. Он возвращается, зная, что его могут схватить и снова бросить в тюрьму, только для того, чтобы посмотреть, как продвигается его план по превращению Пипа в джентльмена; а забота Пипа и его нового друга, Герберта Покета, помочь Мэгвичу избежать тюрьмы второй раз. Мне это понравилось. Я хорошо представляла картинку.
- От любопытства кошка сдохла, - так объяснил мистер Уоттс. – Если бы все что мы делаем, было логичным, мир был бы другим. Жизнь была бы менее интересной, не правда ли?
Значит, мистер Уоттс тоже не знал. Когда мистер Уоттс читал эти последние главы, кажется, я не очень внимательно слушала. Если я услышала правильно, то все это меня расстраивало. Оказалось, что Мэгвич – отец Эстелы. Почему понадобилось так много времени, чтобы это выяснить? Наш класс высидел пятьдесят девять дней чтения, а в результате перед нами паутина. Кусочки, где истории раскрываются и переплетаются одна с другой. Но что, если я все поняла неверно?
Мне нужно было подождать до правильного момента, чтобы задать все эти вопросы. Мне не хотелось выглядеть глупо. Ни для кого не было секретом, какое магическое впечатление произвела на меня книга, и мистер Уоттс часто выбирал меня из всего класса, чтобы обсудить что-нибудь, связанное с сюжетом. Поэтому, вместо того, чтобы рушить его веру в меня, я предпочла держать рот на замке.
Несколько дней после чтения последней главы «Больших надежд» класс пребывал в унынии. Нечего было больше ждать. История закончилась. И вместе с ней наше путешествие в тот мир. Теперь мы вернулись в свой. Без каких-либо надежд сбежать снова, наша жизнь потеряла смысл. Мы ждали, что мистер Уоттс придумает что-то новое, чтобы заполнить эту пустоту в наших жизнях.
Его решением, без сомнения, вызванным рядами угрюмых лиц, было начать читать «Большие надежды» заново. Только теперь нам придется читать вслух по очереди. Он считал, что это будет полезно для нашего английского. Может быть. Но чтение во второй раз ничего не могло изменить. История была предопределена. Пип разочарует Джо Гарджери, но Джо есть Джо и, благодаря своему большому сердцу, простит его. Пип будет добиваться Эстелы – дрянной выбор, но он останется ему верен до конца. Чтение истории во второй, третий или четвертый раз, как делали мы, не изменило бы этих событий. Нашим единственным утешением было то, что, читая книгу во второй или третий раз, у нас все еще была страна, куда мы могли отправиться. И это спасало наш рассудок.
Мы наблюдали, как мистер Уоттс подошел к столу и взял книгу. Мы ждали, когда выберут того, кто начнет читать. Когда мистер Уоттс повернулся к нам, книга была открыта на сцене на кладбище, и Дэниэл поднял руку.
- Да, Дэниэл? – сказал мистер Уоттс.
- Каково это - быть белым?
Дэниэл повернулся и посмотрел в мою сторону. Мистер Уоттс проследил глазами, куда смотрит Дэниэл и, не доходя до моей парты, отвернулся. Он знал, откуда этот вопрос. Я знала, что он знал. Тем не менее, он адресовал ответ Дэниэлу.
- Каково быть белым? Каково быть белым на этом острове? Немного похоже на то, как чувствовал бы себя мамонт, я думаю. Иногда одиноко.
Мамонт? Мы понятия не имели, о чем он говорит. Несмотря на то, что вопрос Дэниэла был ужасно интересным, мы притворились, что нам нет никакого дела. Мы не хотели попасть в эту ловушку и потому держали вопросы при себе. Но у мистера Уоттса был свой вопрос.
- А каково быть черным?
Он задал его Дэниэлу, но смотрел на весь класс.
- Нормально, - сказал Дэниэл за всех нас.
Мне показалось, что мистер Уоттс вот-вот рассмеется. Может, он и хотел, но передумал и уткнулся в «Большие надежды».
- Я понял, - сказал он.
Неделю спустя, когда краснокожие пришли в нашу деревню, мы получили ответ получше.
Они пришли еще до рассвета. Их вертолеты приземлились выше по побережью. Так что мы не получили сигнала, как в прошлый раз. В этот раз нас разбудили голоса и громкий свист.
Мы ждали этого момента. Как бы безумно это ни прозвучало, мы хотели этого.
Бывают дни, когда влажность растет и растет, пока не прорывается ливнем. Дождь проходит, и вы снова дышите свободно. Вот так мы чувствовали напряжение последних нескольких недель. Вот что случается, когда все время ждешь. Пока не захочешь, чтобы краснокожие уже пришли, и с их приходом прекратилось это ожидание.
Мы будто отрепетировали наш выход из домов. Забавно, мы словно знали, что делать без малейших приказаний или просьб. Краснокожие раскрасили лица черным. Мы видели, как двигаются их глаза.
Не было криков. В них не было нужды. Каждый знал, что делать. И солдаты, и мы. Мы уже знали друг друга.
Когда главный краснокожий заговорил, мы были рады узнать, что у него был приятный голос; мы ожидали, что он станет орать на нас. Его желание было простым. Он хотел имена всех жителей деревни. Он сказал, что это в целях безопасности, что нам не надо бояться. Он попросил нас сотрудничать с ним. Нам нужно было назвать имена и возраст. Он ни разу не повысил голос. Он просил довольно простую вещь – наши имена не были опасными: они не были взрывчаткой и не содержали скрытых ловушек.
Двое солдат прохаживались вдоль нашего ряда, записывая имена. Один или два раза мы брали у него ручку, чтобы правильно написать имя. Мы улыбались, когда делали это. Мы были рады помочь, в особенности, с правописанием. Запись имен не заняла много времени.
Два листа бумаги были переданы офицеру. Мы смотрели, как он медленно прочитывает список. Он искал определенное имя, вероятно, кого-то из нашей деревни, кого-то примкнувшего к повстанцам.
Когда офицер, наконец-то, поднял глаза, стало ясно, что мы, дети, его не интересовали. Его интересовали только взрослые лица. Он внимательно всматривался в каждое лицо. Когда же кто-то из наших родителей опускал глаза, он считал это победой. Когда он закончил таращиться на последнего взрослого, он объявил, что у него есть вопрос. Он сказал, что вопрос не сложный, и каждый из нас знает ответ. Он улыбнулся, когда сказал это. Он спросил, почему в деревне нет молодых мужчин. Есть девушки, но почему нет парней?
Он сложил руки на груди и тяжело уставился в землю, будто делился с нами любопытной загадкой. Я чувствовала, что он знает ответ, но не это было целью всего упражнения. Он хотел, чтобы мы сами рассказали ему. Мы также понимали, что рассказать ему то, что он и так знал, стало бы признанием преступления. С нами играли, как чайка играет кусочком краба, переворачивая его клювом. У него была на руках вся информация, но этого было не достаточно. Он хотел большего.
На каких-то несколько минут мы были спасены от ответа. Солдат прибежал со стороны пляжа. Он заговорил с офицером. Мы стояли слишком далеко, чтобы услышать, что он сказал, но мы видели, какой эффект произвела на офицера новость – у него дернулся уголок рта, а рука хлопнула по бедру. Мы видели, как он пошел с солдатом по направлению к пляжу. Через пару минут он вернулся, широко шагая. Его игривое настроение улетучилось. Он прошелся вдоль нас, пристально всматриваясь в наши лица. Когда он дошел до конца и встал перед нами, он сомкнул руки за спиной и стал раскачиваться на ногах.
- Кто из вас Пип? – спросил он.
Никто не ответил.
- Я просил дать мне все имена, - сказал он. – Вы дали не все. Почему?
Те, кто ходил в класс мистера Уоттса, знали ответ. И мама знала. Но она закрыла глаза и уши. Я думала, что она молится. Поэтому она не видела, как мы переглядываемся. А одного - так просто разрывает от знания ответа.
- Пип принадлежит мистеру Диккенсу, сэр, - пробормотал Дэниэл. Офицер подошел к нему. – Кто такой мистер Диккенс? – язвительно усмехнулся он.
И Дэниэл, который выглядел таким гордым, ответив на вопрос, указал в направлении школы. Мы все знали, что он имел в виду - речь шла не о школе, а о старом доме священника, скрытом из виду густой растительностью. Офицер сказал что-то на пиджине нескольким своим солдатам. Они, как один, посмотрели, куда указывал Дэниэл. Офицер не забыл о нем. Он щелкнул пальцами, чтобы Дэниэл вышел из строя. Дэниэл подбежал трусцой, подражая солдатам. Офицер как-то странно посмотрел на него. Мне показалось, что он ударит Дэниэла за дерзость. Вместо этого он положил ему на плечо руку, и приказал Дэниэлу идти с солдатами и привести мистера Диккенса.
Мы привыкли видеть мистера Уоттса в костюме. Мы привыкли к его глазам, готовым выпрыгнуть из орбит, и к стройному тощему силуэту, на котором висела одежда. Мы уже забыли, какое впечатление производит белый в нашем потном зеленом мире. И мы снова испытали это, когда увидели мистера Уоттса и его жену в окружении солдат.
Офицер стоял спиной к нам, и когда процессия стала приближаться, он сложил руки на груди. Дэниэл шел впереди. Он выглядел таким гордым. Он шагал, размахивая руками. Теперь я видела мистера Уоттса глазами краснокожих. Я увидела то, к чему мы так привыкли, свежим взглядом. Мистер Уоттс возвышался над солдатами. Он щурился на солнце, хотя в это время дня свет не был сильно ярким. Но, все же, не думаю, что его прищур имел какое-то отношение к солнцу. Я поняла, что мистер Уоттс делал что-то, что моя мама называла оскорбительным. В те минуты мне казалось, что он сдерживает оскорбленные чувства.
Но я могла ошибаться, потому, что когда он пришел на поляну, я поняла, что он щурился, избегая прямого взгляда. Он смотрел куда угодно, только не на нас – людей, которых он знал. Если быть критичным, то можно было бы сказать, что он выглядел, как выглядят важные и самолюбивые белые, частью живой пирамиды которых стал мой дед. Он выглядел, будто готовился сказать речь, будто просто ждал, пока его пригласят выступить.
Произошли еще кое-какие маленькие изменения. Прошло какое-то время с тех пор, как мы в последний раз видели на нем галстук. Его левая рука беспокойно теребила галстук у шеи. Он нашел рубашку с пуговицами. На нем были туфли. Он был одет так, словно спешил на самолет.
Похоже, краснокожие солдаты забыли о нас. Они таращились на мистера Уоттса, окружив его своими пристальными взглядами. Мы еще раз убедились, какую же странную рыбу вынесло на наш берег.
Они, наверное, видели белых и раньше. В Морсби полно белых. В Лае и Рабауле тоже. Долгие годы, пока не начались военные действия, белые из Австралии приезжали, чтобы управлять шахтой. Мы часто видели их вертолеты и легкие самолеты. Мы видели их прогулочную яхту в море. И если бы я была постарше в те времена, я бы заметила, как заметила мама, что когда бы наши мужчины ни возвращались из мира белых, они приходили немного изменившимися.
Офицер подошел к мистеру Уоттсу. Он встал на полшага ближе, чем было нужно, и уставился ему в лицо.
- Ты - мистер Диккенс.
Ответ мистера Уоттса представлялся очевидным. Я ожидала, что он спокойно прояснит путаницу с Пипом. Даже Грейс могла что-то сказать. Но так же, как моя мама, она закрыла глаза, она отключилась до такой степени, что, даже присутствуя физически, она была где-то далеко.
Какой бы мистер Уоттс не собирался дать ответ, все изменилось в тот момент, когда он посмотрел на Дэниэла, с довольным видом стоящего в шаге позади офицера. Я думаю, именно тогда мистер Уоттс понял, откуда взялось непонимание, и этот ряд обстоятельств привел к тому, что он ответил:
- Да, это я.
Это была ложь, которую любой из нас, детей, мог опровергнуть, и я осознавала, мы все осознавали, насколько сильно мистер Уоттс полагался на нас в тот момент. Дэниэл был единственным, кто не понимал, что было поставлено на карту. Он либо не понимал, либо попросту не услышал, как мистер Уоттс осторожно превратился в величайшего английского писателя девятнадцатого столетия.
У мамы тоже был шанс раздавить своего врага, но она промолчала. Ее глаза оставались закрытыми. Те из взрослых, кто мог прояснить ситуацию, боялись обратить на себя внимание. Между нами и мистером Уоттсом разверзлась бездна – между его белизной и нашей чернотой, и никто из нас не хотел оказаться там, где сейчас стоял мистер Уоттс, совсем один.
- Где мистер Пип? – спросил офицер.
Другой белый сейчас рассмеялся бы в голос, но мистер Уоттс отнесся к вопросу уважительно.
- Сэр, позвольте я объясню. Пип – выдумка. Это персонаж из книги.
Офицер пришел в ярость. Допрос выходил из-под контроля. Ему нужно было спрашивать, что за персонаж, из какой книги, тем самым выявляя свое невежество. Я прямо видела эти вопросы на его лице.
- Я понимаю, откуда путаница, - в конце концов, произнес мистер Уоттс. – Если позволите, сэр, я могу показать вам книгу, и вы убедитесь, что Пип – действительно персонаж из «Больших надежд». В первый раз за все это время мистер Уоттс посмотрел в нашу сторону. Он выбрал меня:
- Не поможешь, Матильда? Книга на столе.
Я не двинулась с места, пока офицер не кивнул мне. Я думала, что он пошлет со мной солдата, но он этого не сделал. Один солдат, обнимающий винтовку, повернулся и смотрел, как я побежала в школу. Все то короткое расстояние, что я бежала, у меня не выходили из головы его налитые кровью глаза и дуло его винтовки. Я знала, что мне нужно сделать. Мне нужно было выполнить задачу так быстро, насколько это вообще было возможно.
Я вбежала в класс и остановилась. «Больших надежд» не было на столе мистера Уоттса. Я прошлась в проходах между партами. Посмотрела на партах. Нагнулась, чтобы глянуть, не упала ли книга на пол. Я посмотрела на потолок. Семейство бледных гекконов замерло неподвижно над тем местом, откуда мои торопливые ноги забежали в класс. Их черные глазки, которые видели меня столько раз, были пустыми и спокойным. Эти ящерицы не помогли бы мне, даже если бы знали, где книга.
Теперь я понимала тот страх, который испытал Пип, когда Мэгвич угрожал вырвать его сердце и печень, если он не вернется утром с едой и пилой. Я чувствовала, будто мрак, который опустился на наши жизни, выбрал меня. Выйдя из школы, я увидела всю деревню, солдат, офицера и мистера Уоттса. Я чуть не оговорилась и не назвала его мистером Уоттсом.
- Книги там нет, сэр, - сказала я.
Если бы мистеру Уоттсу довелось выказать свой страх, то это был тот самый момент.
- Ты уверена, Матильда?
- Ее нет на столе, сэр.
Мистер Уоттс выглядел слегка удивленным. Он смотрел в сторону деревьев, обдумывая, где же могла быть книга.
Офицер сердито посмотрел на меня.
- Нет книги?
- Книга есть, сэр, но я не могу ее найти.
- Нет, вы мне соврали. Нет никакой книги.
Офицер приказал своим людям обыскать каждый дом. Мистер Уоттс попытался что-то сказать, но краснокожий быстро прервал его. Он ткнул пальцем в грудь мистера Уоттса.
- Нет! Ты останешься здесь. Все вы останетесь здесь.
Он выбрал двух солдат, чтобы те приглядывали за нами, наставив на нас оружие, а сам пошел со своими солдатами искать Пипа.
Мы смотрели, как они заходят в дома. Мы слышали, как они ломают наши вещи. Она начали выбрасывать наши пожитки из домов. Наши спальные циновки. Нашу одежду. Ту малость, что у нас была. Они сложили все в большую кучу. Когда они закончили, офицер приказал двум солдатам не спускать с нас глаз. Они должны были пригнать нас к куче. На лице офицера появилось новое зловещее выражение. Прежняя ярость улетучилась. Ее место занял холодный и расчетливый взгляд. Так и или иначе, но последнее слово останется за ним. Он заставит нас заплатить за отказ сотрудничать. Как только мы снова собрались в группу (и наша группа включала мистера Уоттса и Грейс), он зажег спичку. Он поднял ее, чтобы мы все видели.
- Я дам вам еще один шанс. Приведите мне этого человека, Пипа, или я сожгу ваши вещи.
Никто из нас не произнес и слова. Мы смотрели на землю. В тот момент я услышала, как мистер Уоттс прокашлялся. Я знала, что это означало, как знали и другие. Когда мы подняли глаза, мистер Уоттс подходил к офицеру.
- Позвольте объяснить, сэр. Человек, которого вы ищете, выдуман. Это придуманный персонаж. Он из романа… - и тут он привычно продолжил бы «… написанный величайшим английским писателем девятнадцатого столетия, имя которого – Чарльз Диккенс». Но потом он сообразил (и я видела это по его лицу), и как раз вовремя, что Дэниэл уже назвал его мистером Диккенсом. Он назвался этим именем, чтобы защитить Дэниэла. Он сделает только хуже, если признается теперь, что он - не мистер Диккенс.
В первый раз мистер Уоттс выглядел взволнованным. Что он мог сказать, чтобы краснокожий офицер понял? Правда выставит офицера дураком перед его же людьми. Все возможные стороны этой проблемы отражались на лице мистера Уоттса. И теперь краснокожий принял колебания мистера Уоттса за отсутствие убедительности.
- Почему я должен тебе верить? Ты просил меня поверить, что этот человек из книги. Когда я захотел увидеть книгу, книги не оказалось.
Это мистер Уоттс мог объяснить, но когда он открыл рот, чтобы ответить, офицер поднял руку, чтобы он замолчал.
- Нет. Ты будешь говорить, когда я скажу. Мне больше не интересно твое вранье.
Он повернулся к нам.
- Вы скрываете человека по имени Пип. Я даю вам последний шанс выдать его. Если вы этого не сделаете, я буду подозревать вас в укрывании повстанца. Это ваш последний шанс. А теперь, приведите этого человека.
Мы бы выдали Пипа, если бы могли, но мы не могли выдать то, чего у нас не было – по крайней мере, в том смысле, каком ожидал офицер.
Сообщение отредактировал kahlan - Суббота, 09.07.2011, 00:24 |
| |
| |
| kahlan | Дата: Суббота, 09.07.2011, 00:16 | Сообщение # 34 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
| Конец главы двенадцатой
Он зажег вторую спичку и поднял, чтобы мы видели. В этот раз никто не смотрел на землю. Мы смотрели, как пламя подбирается к его пальцам. Дэниэл увидел в куче что-то свое. Он, как ни в чем не бывало, стал подходить к куче. Он хотел достать пластмассовый мяч, словно кто-то совершил глупую ошибку, бросив его туда. Об этом он думал, когда солдат перегородил ему дорогу винтовкой и заставил вернуться в строй. Я посмотрела на маму. Она притворилась, что у нее в руке заноза. Она смотрела на руку и что-то бормотала. Она наклонила голову, поднесла запястье к лицу, и стала изучать рану, видимую только ей одной.
Офицер выкрикнул приказ. Двое солдат вылили керосин на наши спальные циновки и одежду. Офицер зажег другую спичку и бросил ее в кучу. Пламя занялось и побежало по дорожкам горючего. Вначале огонь был слабым. Потом появился дым. Несколько секунд спустя куча была охвачена сильным огнем. Наши пожитки потрескивали и искрились, как свиной жир. Не прошло и пяти минут, как наши вещи превратились в угли. У нас осталось только то, что было на нас.
Офицер не выглядел довольным или мстительным. Он выглядел, как человек, вынужденный исполнять свои обязанности. Его плечи опустились. Он будто ушел в себя, возможно, место еще более мрачное. Все стало намного серьезнее. Каким-то торжественным голосом, который я в последний раз слышала у священника, он объявил:
- Вы - глупцы. Вам не провести меня своим враньем. Даю вам две недели подумать о вашем решении. Когда мы сюда придем снова, я ожидаю, что вы предоставите мне Пипа.
Офицер взглянул на нас еще раз, а потом пошел в сторону пляжа. Его солдаты следовали за ним, как свора собак за хозяином.
|
| |
| |
| Korvinna | Дата: Суббота, 09.07.2011, 08:59 | Сообщение # 35 |
Кардиолог
Награды: 4
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1063
Карма: 8200
Статус: Offline
| Cпасибо огромное! 
Много чего еще хочется сказать, но я пока придержу.
Только вот это:
"Мистер Уоттс сделал уже знакомое нам движение – широко распахнул глаза, словно только что проснулся. ..."(с)
Я увидела мистера Лори. Очень-очень отчетливо.  \ 
Dixi et animam levavi
|
| |
| |
| lava | Дата: Суббота, 09.07.2011, 09:48 | Сообщение # 36 |
непрозорливая улитка
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1511
Карма: 11318
Статус: Offline
| Отличная книга, отличный перевод. И автор, и переводчики могут передать немногими словами только самое главноe. Я там.
|
| |
| |
| kahlan | Дата: Суббота, 09.07.2011, 14:56 | Сообщение # 37 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  Глава тринадцатая
Мы немного постояли возле затухающих углей. Кажется, я слышала, как женщина всхлипывала, давя слезы по чему-то потерянному в огне. Отец Гилберта копался в куче палкой, пока не нашел рыболовную катушку. Он вытащил ее. Она была из пластика и частично расплавилась. В таком состоянии было большинство наших вещей. Очертания остались, но вещи были безнадежно испорчены.
От наших циновок не осталось и следа. В деревне были бездетные, поэтому они не знали о «Больших надеждах». Эти взрослые понятия не имели, кто такой Пип, и из-за чего был весь этот шум. Они предполагали, что его приняли за кого-то другого. Или что человек, разыскиваемый краснокожими живет выше по побережью. Я слышала эти сплетни, и даже некоторые самодовольные утверждения о его местонахождении. Но те, чьи дети ходили в класс мистера Уоттса, знали, кого винить в своих бедах. И к этим людям обратился мистер Уоттс, он говорил таким печальными и полным сожаления голосом, какого я никогда у него не слышала, кроме того дня, когда он читал пятьдесят шестую главу «Больших надежд», в которой Мэгвич, пойманный снова, больной и старый, лежит в тюрьме и ждет суда. Голос мистера Уоттса не оставлял сомнений в том, кого следует пожалеть.
Теперь ему предстояла невыносимая задача принять на себя ответственность за пожар и потерю жителями их пожитков. Люди все еще ворочали серые дымящиеся угли в тщетной надежде найти что-то маленькое, вроде заколки для волос, когда мистер Уоттс медленно побрел к тлеющим останкам. Это был один из тех моментов, когда объяснения не нужны, когда люди легко впадают в состояние обиженных. Мистер Уоттс не пытался отрицать свою вину. Но его извинение имело неожиданно странное начало, и позже я все размышляла, сделал он это специально, чтобы смягчить гнев, который, как он подозревал, мог обрушиться на него.
- Вчера была десятая годовщина, как мы с Грейс впервые приехали сюда. У нас столько замечательных воспоминаний, столько интересных моментов. Я не знаю, как могло случиться то, что случилось сегодня. Я не знаю, что сказать вам, потому что никакие слова не смогут заменить то, что вы потеряли. Но, прошу вас, поверьте, Пип – это ошибка, о которой я не подозревал, пока не стало слишком поздно. Мне очень, очень жаль.
Те, к кому он обращался, не могли смотреть ему в глаза. Те, кто смотрел, включая мою маму, заставили белого человека жариться под палящим солнцем, не удостоив его ответом.
Некоторые отправились в свои опустевшие дома. Другие предпочли покопаться в пепелище на случай, если что-то уцелело. Раз или два я видела, как люди улыбались, держа что-то в руке. Третьи, вооружившись мачете, пошли в джунгли нарезать листьев для новых циновок.
Мистер Уоттс ждал ответа, хоть какого-нибудь ответа, но его не было. Только Грейс взяла его за руку и повела к старому дому священника. Я видела, как они уходили, один - белый и тощий, другая – черная с широкими бедрами.
Мне хотелось побежать за ними и сказать что-то, чтобы поддержать мистера Уоттса. Я хотела, но не сделала ничего.
Вместо этого я пошла в наш дом, чтобы проверить, не пропустили ли краснокожие что-нибудь. Пропустили. В углу торчал карандаш, которым я вела календарь. А на одной из балок – спальная циновка моего отца. Не думаю, что солдаты пропустили ее по какой-то причине, просто не увидели. Мама будет довольна. Это уже хоть что-то, и это последнее, что осталось ей в память об отце. Я хотела расстелить циновку на полу. Было бы здорово сделать маме такой сюрприз.
Когда я вытащила циновку, в ней было что-то тяжелое и небольшое, размером с речной камень. И даже когда я думала о камне, мои мысли перескочили к другому варианту. Я быстро развернула циновку и увидела том «Больших надежд», принадлежащих мистеру Уоттсу.
Трудно объяснить словами то чувство предательства, что я испытала в тот момент.
Я вспомнила маму, стоящую в нашем дрожащем строю с закрытыми глазами. Где были ее уши? Разве она не слышала, что краснокожий офицер требовал книгу, и не один раз, много раз? И где были ее глаза и уши, когда тот же краснокожий стоял с горящей спичкой, когда в последний раз потребовал, чтобы ему выдали Пипа или книгу, из которой, как ему сказали, он появился?
Даже задавая себе все эти вопросы, я знала, какой была ее цель. Ее молчание было направлено на уничтожение Пипа и позиций мистера Уоттса, безбожного белого, который намеревался вдолбить в голову ее дочери, что выдуманный человек имеет такое же положение, что и ее предки. Она смолчала, когда могла спасти вещи жителей деревни.
Но теперь я видела, в чем ее проблема, потому, что теперь это была и моя проблема. Если бы она побежала в дом, чтобы принести книгу, ей пришлось бы объяснять, как она туда попала. По этой же причине я не могла вернуть книгу мистеру Уоттсу. Мне пришлось бы сказать, где я ее нашла. Сделать это означало предать маму. Она попала в трудное положение, и я тоже. Мне ничего не оставалось, как свернуть циновку с потрепанными «Большими надеждами» внутри, и засунуть ее обратно на балку, чтобы мама нашла ее на прежнем месте.
Мы нашли способы утешиться. Мы напоминали себе о том, что у нас осталось. В море все еще была рыба. На деревьях – фрукты. Краснокожие солдаты оставили нам воздух и тень.
Если бы я была на мамином месте, я бы спросила саму себя, какая польза мне от всего этого, если я потеряла свою дочь? Сразу после ухода краснокожих ее нигде не было видно. Я не слишком искала, но позже я увидела ее на пляже, я была рада просто найти ее.
Мне не хотелось подходить к ней. Я бы этого не вынесла. Часть меня все же хотела, чтобы она знала, что она натворила. Я хотела, чтобы она знала, что я тоже знаю.
В ту же ночь, когда мы пытались устроиться поудобнее на досках, она притворилась, будто не заметила циновки отца, она закуталась в напряженное молчание. Она определенно не хотела говорить о краснокожих. Похоже, наш дом был единственным, где не говорили об этом. Как только она улеглась, то тут же отвернулась от меня. Не думаю, что кто-то из нас спал.
Утром, чтобы убежать от этой удушливой атмосферы вины, я пошла на пляж и обнаружила, что мой храм Пипа был разрушен. Раковины и Сердечные семечки были разбросаны вокруг. После той беды, что вызвал первый, я не хотела создавать второго «ПИПа» на песке.
Мы потеряли вещи, незаменимые вещи, такие, как открытки отца. Я помню одну такую с попугаем. Другую – с кенгуру. Была еще одежда отца, которую мама хранила сложенной в углу, словно он мог вернуться в нашу жизнь в любую минуту. Однажды я увидела, как она прижимала к лицу рубашку отца. И все это пропало, вместе с моими кроссовками. Они пришли в последней посылке перед блокадой. Я не носила их, потому, что у меня от них болели ноги. Когда я размышляла, почему отец прислал мне не тот размер, я поняла, что в его памяти я была меньше, чем теперь. Кроссовки были бесполезными, но я не могла отдать их; я не могла, потому что они были от отца.
Наши несколько фотографий тоже погибли в огне, включая те немногие, что папа сделал на острове. Фотографии исчезли, но я до сих пор помню их. На одной они с мамой сидят в рыбацком клубе в Киете во время рождественской вечеринки. На фотографии мама намного моложе. У нее за ухом цветок.
Ее нижняя губа слегка опущена, словно бутон, вот-вот готовый распуститься в улыбку. Отец обнимает ее. Они наклонились вперед, будто заинтересованы в вопросе их дочери, держащей фотографию спустя годы: как вы достигли такого счастья? И что с ним случилось теперь?
Вы никогда бы не подумали, что расческа и зубная щетка могли быть такими важными и необходимыми. Вы не считаете кастрюлю или тарелку важными, пока не лишитесь того и другого. С другой стороны, вы и не догадывались, сколько есть способов использовать кокос.
Все это имело один любопытный результат. Молчание мамы означало, что, пока книжка мистера Уоттса была в безопасности, ее любимая Библия на пиджине сгорела на пожарище.
Люди много дней избегали мистера Уоттса. Они либо сбивались в кучки, как гроздья бананов, либо исчезали, как только он подходил ближе. Мистер Уоттс не преследовал их. Ему было не интересно доказывать свою невиновность. Можно было подумать, что он вовсе не замечал той холодности, которая исходила от людей. Но я знала мистера Уоттса. Теперь, когда я знала значение слова «мамонт», я бы сказала, что мистер Уоттс был одинок, как мамонт.
Люди снова вспомнили о Пипе. К тому времени все в деревне знали его или думали, что знают, и некоторые горячие головы начали собственные поиски. Я стояла рядом с мамой и смотрела, как группа глупых мужчин, вооруженных мачете, исчезает в джунглях, чтобы поймать его.
Те, которые знали о книге и месте Пипа в ней, удивлялись, куда могла подеваться книга. Краснокожие должны вернуться, и единственное, что могло бы спасти их дома, это книга с именем Пипа, рассыпанным по страницам. Моя мама знала об этом. Мне кажется, именно это тяготило ее совесть. Она, должно быть, думала спрятать книгу где-нибудь вне дома, чтобы ее нашли.
Она была неглупой. Она наверняка обдумывала варианты, когда слышала, как перепуганный сосед рассуждал о том, когда придут краснокожие. И когда на нас опустилась ночь, долгая и напряженная, она, наверное, лежала и думала – она знала, что нужно сделать, однако, также раздумывала, есть ли другой путь. Если бы она хоть что-то сказала мне. Она могла бы признаться и попросить моей помощи или просто попросить выслушать ее. Но я была слишком далеко, чтобы она могла довериться мне или спросить моего мнения. Даже когда я лежала рядом с ней, в темноте мое молчание проложило между нами пропасть, через которую она не могла дотянуться.
Из всех людей, которых она не могла себе позволить разочаровать, я была на первом месте. Дочь, которая винила ее не только в том, что соседи потеряли все свои вещи, но и в обвинении мистера Уоттса. Если бы я хотела или могла прервать свое молчание, то я бросила бы ей в лицо ее же слова. Я бы сказала, что она одержима дьяволом.
Сообщение отредактировал kahlan - Воскресенье, 10.07.2011, 12:16 |
| |
| |
| kahlan | Дата: Суббота, 09.07.2011, 15:00 | Сообщение # 38 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  Глава четырнадцатая
Ночью мы прислушивались к звукам выстрелов. Это были не перестрелки, а беспорядочная пальба пьяных от сока джунглей партизан, пытающихся напугать краснокожих. Они целились в небо и разносили в клочья листву на верхушках деревьев. Но случались и другие ночи с пальбой, когда на рассвете мы видели столбы дыма, свидетельствовавшие, что произошло нечто, о чем мы не хотели задумываться.
Мы снова начали ждать солдат краснокожих, и, как и раньше, напряжение нарастало. Люди пререкались между собой. Голоса срывались на крик. Жены ссорились с мужьями и наоборот. На детей орали. Маленькие дети писали во дворах, где раньше бродили петухи.
И однажды утром мы увидели, как мистер Уоттс тащит свою жену Грейс в тележке. Для этого случая мистер Уоттс надел красный клоунский нос. Он опять превратился в Пучеглазого, и это стало шоком: увидеть, как он снова скользнул обратно в эту роль, а также то, как быстро мы вернулись к тому, что думали о нем раньше.
Когда люди увидели, как он тащит Грейс, до них внезапно дошло, что дом Уоттсов не пострадал. У мистера Уоттса и Грейс все еще оставалось их добро. Этот дурацкий клоунский нос и тележка служили тому доказательством. Никто не помнил, чтобы их вещи тоже тащили в костер. Но никто и не рассчитывал на это, ведь мистер Уоттс был белым, а следовательно жил не в том мире, где происходили подобные вещи.
Внезапно они осознали, что пропавшая книга, которая может спасти их дома, наверное, у мистера Уоттса.
Я не пошла с теми, кто ринулся в дом мистера Уоттса и Грейс. Конечно, нет. Я не хотела, чтобы мистер Уоттс посмотрел и увидел свою Матильду в этой толпе. Я знала, что они лишь зря теряют время. «Большие надежды» были вложены в скрученную спальную циновку моего отца, спрятанную на балке над тем местом, где спала мама. Никогда в жизни, даже сейчас, спустя столько лет, я не обладала более важной информацией.
Теперь я понимаю, какое моральное смятение переживала тогда моя мама. Когда наши соседи бросились к дому мистера Уоттса, я знала нечто, что могло остановить их, но ничего не сказала и ничего не сделала.
Так рассуждают трусы: если я останусь у себя дома, мне не придется смотреть, как обшаривают дом Уоттсов.
Я не хотела видеть, что произойдет. Я не знаю точно, искали ли они в доме книгу, а затем, перерыв все вокруг, почувствовали разочарование и злобу. Невозможно точно угадать, как поведет себя толпа.
Но когда я подошла к порогу и выглянула наружу, то увидела как люди несли все вещи, которые принадлежали Уоттсам. Они не пропустили ни одной мелочи. Среди них были бесполезные приборы со шнурами и штепсельными вилками, подскакивающие по грязи. Одна женщина несла пластиковую корзину для белья. У нее был такой вид, будто она хочет забрать ее себе. Но никто ничего не взял. Большие вещи тащили по земле. Часть какой-то мебели двое мужчин волокли как свинью на убой. Я заметила одну или две усмешки. Но, к моему облегчению, радости я не услышала.
Раньше я никогда не видела ничего подобного, ничего, столь пропитанного местью. Я снова хочу сказать, что люди будто знали, что делать. Им не нужно было говорить куда что положить. Они принесли очень много вещей. Весьма ценных для нас вещей, но никто ничего не взял. Там была одежда. Фотографии. Стулья. Украшения из дерева. Резные фигурки. Маленький столик. И книги. Я никогда не видела столько книг. Я подумала, что мистер Уоттс мог бы дать их нам почитать.
Все полетело в огонь.
Это костер оказался более зрелищным, чем предыдущий. Было больше дерева. Мы молча смотрели на языки пламени. Никто не пытался скрыть свое участие, а Уоттсы не старались потушить костер. Ни одного гневного или обвиняющего слова.
Мистер Уоттс стоял возле костра, одной рукой обнимая Грейс за плечи. Казалось, будто они с кем-то прощаются. Хоть он и не дошел до того, чтобы казаться участником происходящего, но сделал так, будто оно казалось необходимым и приемлемым.
В следующий раз краснокожие будто просочились сквозь джунгли. Они подкрались к нам как кошки. Последним из джунглей появился командир.
На нескольких солдатах были повязки с пятнами крови. Часть повязок была сделана из разодранных на полосы рубашек. Офицер выглядел так, будто его мучила лихорадка. Его кожа отливала желтизной. Глаза его людей были красными и воспаленными, а у него - желтыми. Пот стекал по лицу командира, он просто сочился из него. Он выглядел слишком уставшим и больным, чтобы злиться.
Мы снова собрались вместе без всякого приказа. Некоторые солдаты принялись бродить по деревне, оружие мягко покачивалось у них на плечах. Я увидела, как один из них зашел в дом и спустил штаны, чтобы помочиться.
Мы все взглянули на офицера. Наверняка же он должен что-то сказать по поводу одного из своих людей, который справляет нужду в нашем доме. Но он то ли не захотел, то ли ему было все равно. Когда он заговорил, его голос звучал утомленно, только теперь я заметила, что ему трудно стоять. Он был очень болен.
Он сказал нам, что ему нужны еда и медикаменты. Отец Мейбл поднял руку, чтобы говорить от нашего имени.
- У нас нет медикаментов, - сказал он. Это было правдой. И это было плохо. Очень плохо. Костер явно выветрился из памяти офицера, потому что теперь мы увидели по его больному лицу, что он вспомнил, почему у нас нет медикаментов.
Он повернул голову назад и уставился в голубое небо. У него не было причин злиться на нас. Отец Мейбл ответил вежливо и никак не упомянул костер. Однако эта новость разочаровала офицера. Он устал быть тем, кем он являлся: устал от службы, устал от этого острова, от нас и от той ответственности, которую нес.
Один из его людей принес ему ананас. Возможно, чтобы порадовать его. Солдат нес его в обеих руках как подношение. Офицер одобрительно кивнул, но отложил ананас в сторону. Когда он поднял на нас воспаленные от лихорадки глаза, мы поняли, что последует дальше.
- Когда мы были здесь в прошлый раз, вы спрятали одного из вас. Вы видели, к чему привела ваша глупость. Я решил дать вам время передумать. Поэтому мы ушли. Чтобы дать вам время поразмыслить. Теперь мы снова здесь и требуем ответа.
Моя мама закрыла глаза, и на этот раз я последовала ее примеру. Так что я только слышала, что происходило дальше.
- Должен всех вас предупредить, - услышала я слова офицера, - я уже не столь терпелив, как в прошлый раз.
Повисла пауза. По мере того, как она росла, я все больше ощущала жар полуденного солнца. Я услышала радостное карканье ворона. Затем краснокожий сказал:
- Приведите мне того человека, Пипа.
Были люди, которые могли ему ответить. Во-первых, мистер Уоттс, будь он здесь. Солдаты, наверное, забыли, где искать его дом. Или они решили не делать этого. Я знала, что Грейс слегла с лихорадкой и понимала, что мистер Уоттс изо всех сил ухаживал за ней.
Другим человеком, который мог спасти нас, была моя мама. Но она не могла отдать книгу. Не после костра, который случился из-за того, что она не отдала книгу в первый раз. Она не могла этого сделать, как и я не могла предать ее и направить солдат к спальной циновке моего отца.
В таких обстоятельствах молчать посреди большого количества людей — не самое приятное занятие. Чувство вины постепенно охватывало всех, даже тех, кому не за что было винить себя. Многие затаили дыхание. Или, как мне рассказали позже, многие поступили так же как и мы с мамой и закрыли глаза. Мы зажмурились, желая исчезнуть.
Помню, как слышала ласковый плеск волн на берегу. Никогда мне еще не приходило в голову, что океан может быть настолько бесполезен.
- Отлично, сказал офицер без энтузиазма. Можно было легко представить, что он предпочел бы этого не говорить. Можно было также легко представить, что мы заставляем его поступить так, не оставляя ему иного выбора. Что это мы виноваты в том, что произойдет.
То же самое можно было сказать и о солдатах. Они собрались поджигать наши дома с должной серьезностью. Никаких диких криков восторга. Они не сняли с себя патронташи. Но это было не то, чего можно было ждать. Нет. Они попросили нас самим сжечь свои дома. Солдаты плескали керосином в дверные проемы. А затем отходили назад, чтобы хозяин дома сам бросал в дверь горящий факел. Моя мама сделала это, зная что экземпляр «Больших надежд» мистера Уоттса будет утрачен навсегда.
Когда мы смотрели, как пламя уничтожает наши дома, мы будто прощались с частью нашей жизни. Нам не хватало своего места. Раньше мы не осознавали этого. Теперь часть из нас поняла, что нам пытался объяснить мистер Уоттс. Люди закрывали глаза и пытались вызвать в памяти запахи готовящейся еды, старые ароматы, разговоры, возможно споры, а еще важные решения, праздники — все, что происходило под этими крышами. Некоторые из наших соседей говорили о полном спокойствии. Вещи, которые помнишь, можно найти и в другом месте. Спокойствие есть и в море, и под высокими деревьями, но я не думаю, что они осознавали эту сторону спокойствия, пока их дома не разрушили.
В первом костре люди потеряли подарки и любимые вещи. Мяч. Счастливый крючок. Я - кроссовки, которые прислал отец. Открытки. В этот раз люди потеряли свою приватность. Где они теперь будут прятаться? Меня беспокоило то же самое.
Я обнаружила, что даже самый простой дом может стать прибежищем для фантазии или мечты. Можно позволить себе не закрывать окно. Или даже дверь. Но я осознала ценность четырех стен и крыши. Некое закрытое место, которое одновременно дает возможность сбежать.
Я переживала за мою секретную жизни с Пипом. Смогу ли я снова найти его под деревьями или на берегу? Я беспокоилась, что мир вокруг меня будет разговаривать слишком громко и слишком настойчиво требовать моего общества.
Мы спали возле дымящихся руин наших домов. Мы обнаружили, что без них жизнь кажется лишенной смысла. У нас была лишь одежда, в которой мы спали. Однако, есть вещи, которые нельзя отобрать, сжечь или расстрелять. У нас оставался воздух. У нас все еще были ручьи, полные рыбы. У нас были фрукты. У нас остались наши огороды. Нам даже оставили свиней. И каким-то чудом солдаты краснокожих не заметили лодку отца Гилберта. Она осталась на дне пересохшего ручья, куда он обычно ее затаскивал. Когда я увидела ее голубой корпус, перевернутый килем кверху, мое сердце затрепетало как пойманная рыба. Мы ухватили его сеть и рыбацкие снасти как настоящий подарок, каким они и являлись. Это были маленькие, важные победы в нашем стремлении выжить.
Отец Гилберта выглядел как человек, который внезапно осознал свою ответственность. Он был опытным рыбаком, который знал, где нужно закинуть сети, и где можно ночью поймать рыбу. У него было врожденное умение чувствовать рыбу. Он знал рыбу лучше, чем она знала саму себя, что было прекрасно, так как ночь была единственным временем, когда он мог рискнуть порыбачить. Если бы патруль краснокожих заметил лодку, они бы сразу открыли огонь. Мы знали это, потому что слышали, что такие случаи происходили выше по побережью.
Через два дня тление прекратилось, и мы увидели, что ничего не осталось. Скоро уже можно было услышать удары мачете. Люди сходили в джунгли и вернулись. Они несли молодые листья и ободранные длинные ветки. Двое мужчин вместе тащили тяжелое бревно.
За неделю мы построили новые дома. Они были не так хороши как старые. Не было резных балок и деревянных полов. Но это было лучшее, что мы могли сделать, с учетом того, что у нас было. Мы стянули и соединили их вместе. Всем доводилось видеть, как птицы строят гнезда, вот и мы так же.
Помещение школы было одним из двух сохранившихся зданий. Это было странно. Мама решила, что это потому, что школа была собственностью властей. Краснокожим не было смысла ее разрушать. Это как будто разрушить частицу Морсби. Вторым был дом мистера Уоттса. И снова моей матери казалось, что она знает причину, она говорила: потому что он белый. Краснокожие не будут делать ничего того, что не понравится белым. Порт Морсби зависел от помощи из Австралии, которая оказывалась по разному: учителя, миссионеры, рыбные консервы и вертолеты, с которых повстанцев сбрасывали в море.
На этот раз никто не бросился поджигать дом мистера Уоттса. Людям было известно, что у Грейс лихорадка, но дело было не в этом. Думаю, они поняли еще в первый раз, после того, как бросили вещи мистера Уоттса в огонь, что это не принесет им никакого облегчения.
Возможно, это объясняло и то, почему никто не запретил своим детям ходить в класс мистера Уоттса.
Но кое-что изменилось. В нашем классе осталось не более половины учеников. Некоторые из старших мальчиков сбежали к повстанцам. И одна девочка, Женевьева, которую, наверно меньше всех интересовали школа и «Большие надежды», ушла вместе с братьями и сестрами к родственникам в деревню в горах.
Сообщение отредактировал kahlan - Суббота, 09.07.2011, 20:55 |
| |
| |
| n_a_u | Дата: Суббота, 09.07.2011, 16:26 | Сообщение # 39 |
Психотерапевт
Награды: 3
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1259
Карма: 3878
Статус: Offline
| Quote (kahlan) Это были не перестрелки, а беспорядочная пальба пьяных от сока джунглей партизан, пытающихся напугать краснокожих.
любопытно, а где они патроны брали в условиях блокады?! вроде экономить надо было бы.. 
Знатный порнограф.
|
| |
| |
| kahlan | Дата: Суббота, 09.07.2011, 16:41 | Сообщение # 40 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
| Quote (n_a_u) любопытно, а где они патроны брали в условиях блокады?!
На острове, кажется, оставались старые военные склады еще со времен Второй Мировой. Оружие они большей частью взяли оттуда, видимо и патроны тоже. Описываемый конфликт длился долго, 9 лет.
|
| |
| |
| lava | Дата: Воскресенье, 10.07.2011, 14:49 | Сообщение # 41 |
|
непрозорливая улитка
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1511
Карма: 11318
Статус: Offline
| Девочки, сегодня выходной, глав не будет? Тоскую.
|
| |
| |
| kahlan | Дата: Воскресенье, 10.07.2011, 15:20 | Сообщение # 42 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
|  Глава пятнадцатая
Мистер Уоттс начал с того, что поблагодарил нас за то, что мы пришли. Он был не уверен, что придет сам. Миссис Уоттс была очень больна. Но вот он здесь, и мы здесь, совсем как в старые добрые времена, как он бы выразился. Однако, то, что мы потеряли, и то, что забрали у мистера Уоттса и его жены, встало между нами, хоть и не в значительных, но заметных мелочах. Теперь мы предпочитали отводить глаза в сторону, а не встречаться взглядом с мистером Уоттсом. И он в задумчивости не отрывал глаз от дальних углов комнаты. Мы тайком подсматривали за его руками. Мы приготовились выслушать любую трагическую речь — просто следовать за его голосом.
- Все мы потеряли наше имущество, а многие из нас и дома, - сказал он. - Но эти потери, какими ужасными бы они не казались, напоминают нам о том, чего ни у кого нельзя отнять. Это наш разум и наши фантазии.
Дэниел поднял руку.
- Да, Дэниел?
- Где наши фантазии?
- Там, Дэниел.
Мы все повернулись посмотреть, на что мистер Уоттс указывает за дверью.
- Здесь.
Мы мотнули головами назад, чтобы увидеть, как он легко постукивает себя по макушке.
- Закрой глаза, - сказал он Дэниелу, - и тем голосом, который можешь слышать только ты, произнеси свое имя. Скажи его только себе.
Я перешла на вторую парту за Дэниелом, так что могла видеть, как шевелились его щеки, когда он произносил свое имя.
- У тебя получилось, Дэниел?
- Да, мистер Уоттс, получилось.
- Давайте попробуем все вместе, - сказал мистер Уоттс.
- Закройте глаза и беззвучно произнесите свое имя.
Звучание моего имени позволило мне заглянуть далеко вглубь моего сознания. Мне уже было известно, что слова могут открыть для меня новый мир, но я еще не знала, что властью всего одного слова, произнесенного про себя, я могу оказаться в комнате, о которой больше никто не знает. Матильда. Матильда. Матильда. Я повторяла это снова и снова. Я произносила его на все лады, играя со словом то так, то эдак, и одновременно расширяя границы комнаты. Ма тиль да.
- И еще, - сказал мистер Уоттс, - никто за всю вашу короткую жизнь не обладал тем же голосом, которым вы произнесли свое имя. Он ваш. Ваш особый дар, который никто не в силах у вас отобрать. При его помощи наш друг и коллега мистер Диккенс и создавал свои истории.
Мистер Уоттс остановился посмотреть на нас, проверяя, не излагает ли он все слишком быстро, и поняли ли мы то, что он сказал.
Я кивнула в ответ и мистер Уоттс продолжил.
- Когда в 1860 г. мистер Дикккенс сел писать «Большие надежды», первое, что он сделал, это освободил место для голоса Пипа. Мы сделали то же самое. Мы нашли в себе то место, где наш голос звучит чисто и свободно. Мистер Диккенс закрыл глаза и подождал, пока не услышал первую строчку.
Мистер Уоттс зажмурился, и мы ждали. Наверное, он подумал, что может нас таким образом испытать, потому что он резко распахнул ресницы и спросил, помнит ли кто-то из нас первую строчку. Никто не помнил. И он вспомнил для нас. И когда он зажмурился во второй раз, то прочитал на память строку, которая сейчас для меня значит не меньше, чем собственное имя. Я унесу с собой в могилу слова, которые мистер Уоттс прочитал нам, детям:
«Фамилия моего отца была Пиррип, мне дали при крещении имя Филип, а так как из того и другого мой младенческий язык не мог слепить ничего более внятного, чем Пип, то я называл себя Пипом, а потом и все меня стали так называть».*
В другое время все эти разговоры о голосах и комнатах могли сбить нас с толку. Но потеря наших домов помогла нам понять, что они хранили в безопасности нечто большее, чем наши вещи, они охраняли наши сущности, которые никто не мог видеть, пока лежали на спальных циновках. Теперь мистер Уоттс дал нам другое место, где можно было остаться наедине с собой. Теперь следовало обустроить его.
В конце мистер Уоттс дал нам специальное задание. Мы должны были восстановить «Большие надежды».
Некоторые из нас не были уверены, что мистер Уоттс понимает под словом «восстановить». Это стало ясно благодаря вопросу Дэниела — мы не были уверены, что поняли правильно. «Большие надежды» погибли в огне, и их нельзя было восстановить из пепла. Разумеется, мистер Уоттс имел в виду нечто другое.
-Давайте посмотрим, сможем ли мы их вспомнить, - сказал он.
И мы это и делали, не только в течении этого часа, а на протяжении многих недель, даже месяцев. После того, как мой календарь и карандаш погибли в огне, я уже не отмечала ход времени. Один день переходил в другой.
Мистер Уоттс сказал нам вспоминать то, что придет в голову. Мы не должны были вспоминать историю в каком-либо порядке и даже не обязательно именно то, что там в действительности происходило, а то, как нам это запомнилось.
- Вы не всегда сможете вспомнить, когда это будет нужно, - предупредил он. - Воспоминание может прийти к вам посреди ночи. В таком случае запомните фрагмент до нашей встречи в классе. Здесь вы сможете поделиться им с нами, и добавить к остальным. Когда мы соберем их все, мы будем знать всю историю. Она будет как новенькая.
Мы уже делали нечто подобное раньше. В прошлом, когда у нас еще были сети и удочки, мы делили улов на пляже. Теперь мы должны были проделать это с «Большими надеждами». В тот день в классе нам не удалось много вспомнить. Было сложно сконцентрироваться.
Так просто было глянуть за дверь и увидеть идущего цыпленка, или вдруг заметить новые белые волоски в бороде мистера Уоттса. Подобные вещи могут полностью завладеть вами. Все, о чем вы вдруг способны думать, это о вкусе цыпленка или о том, что мистер Уоттс стареет как-то очень быстро.
Когда я начала собирать фрагменты «Больших надежд», то приходилось лишь удивляться тому, когда и где я их находила. Чаще всего это происходило ночью, когда мне нужно было сбежать в другой мир, но иногда воспоминания приходили в самые неожиданные моменты. Я могла глядеть на море, ни о чем особенно не думая, и вдруг обнаруживала, что иду рядом с Пипом в Сэтис Хаус с его паутиной, мраком и желанием смотреть лишь в прошлое.
Я вспомнила, что чувствовала, как пыталась защитить Пипа. Мне не нравилось то, как Эстелла с ним разговаривала, и то, как Сара Покет дразнила его сплетнями. Я никогда не могла понять, почему Пип позволил им так издеваться над собой и ни разу не дал отпор.
Итак. У меня было два отрывка. Первый — решение мисс Хэвишем остановить часы - я рассказала в классе. Я так боялась, что забуду его, что не позволяла себе ни с кем заговаривать. Я отворачивалась от других детей, не желая рисковать своим отрывком, давая место другим мыслям и разговорам. Я спрятала его в маленькой комнатке, как нам велел мистер Уоттс. И закрыла дверь. Но я не знала, насколько надежна эта дверь, и что случится, если на меня обрушатся голоса других людей.
Все это время мистер Уоттс хранил секрет вместе с нами. Это произошло после того, как Селия рассказала свой фрагмент: сцену, в которой Пип пришел домой после того, как отдал Мэгвичу пирог сестры, и обнаружил в кухне вооруженного констебля. Селия заявила, что Пип чувствовал себя виноватым. Она не могла понять, откуда она знает, что полиция пришла арестовать Пипа.
- Откуда это взялось? - громко спрашивала она. Как неким волшебным образом она может знать что-то, чего не было в книге?
Она мне всегда нравилась, но теперь я ею восхищалась. Я никогда не могла отделаться от мысли, что кто-то еще столь же сильно восхищается книгой и активно заселяет тот мир, как и я. Глубина вопроса Селии свидетельствовала о том, что она очень много думала о книге. Возможно, и о Пипе тоже.
Мистер Уоттс поблагодарил Селию. Ее замечание, сказал он, дает нам интересную возможность заглянуть в параллельный мир, который читатель создает на основе прочитанных слов.
- Спасибо. Спасибо тебе, - сказа он, и Селия растаяла от этой похвалы.
Мистер Уоттс обратился к остальной части класса.
- Как мы должны поступить с фрагментом Селии? Как мы можем сохранить его так, чтобы быть уверенными в том, что мы его не забудем?
Мы начали размышлять вслух. Вверх взметнулись руки с предложениями. Мы можем найти палочку и записать его на песке — идея Дэниела. Мы промолчали. Гилберт поднял руку. Мы можем записать его в каком-то секретном месте. Мистеру Уоттс понравилась эта идея. Он поднял вверх палец, так что мы начали обдумывать предложение Гилберта.
- Секретное место — это хорошая идея. Но оно должно быть полностью безопасным, предупредил он.
Мы согласились.
- Это должно стать нашим секретом.
Не приходилось сомневаться в том, на каком слове он сделал ударение. Он оглядел наши лица. И мы увидели, насколько он серьезен. Думаю, что такой секрет, каким бы он ни был, должен был ассоциироваться с опасностью.
- Нашим секретом, - повторил он.
Он залез в нагрудный карман пиджака и достал оттуда тетрадь. Она была сложена вдвое, чтобы поместиться в карман. Мистер Уоттс разгладил ее на столе, затем поднял, чтобы мы все ее увидели. Второй рукой он залез в другой карман за карандашом. Много лет спустя я видела по телевизору, как фокусник доставал белого кролика с тем же выражением. Это было прекрасное зрелище, но далеко не столь захватывающее, как получилось у мистера Уоттса. Захватывающее - не достаточно сильное слово, учитывая то, какой жизнью мы жили. Про себя, тем не менее, каждый из нас недоумевал, как мистеру Уоттсу удалось уберечь эти вещи от огня.
Мистер Уоттс улыбнулся, глядя на наши удивленные лица.
- Какая ответственность лежит на нас. - сказал он. Какая ответственность. Мы должны убедиться, что самая великая книга мистера Диккенса не утрачена навсегда.
Он принялся расхаживать взад-вперед по центральному проходу.
- Вы можете представить, что будет, если мы потеряем ее навсегда? Лишь подумайте. Будущие поколения смогут указать на нас пальцем и обвинить нас всех в том, что мы не усмотрели за тем, о чем должны были позаботиться.
Мы попытались выглядеть так, как по-нашему мнению должны были выглядеть в подобной ситуации. Торжественно. Серьезно.
- Хорошо, - сказал он. - Я принимаю ваше молчание как знак согласия. Первый вклад сделала Селия.
Мистер Уоттс вернулся к своему столу, сел и начал писать.
Когда он посмотрел вверх, мы решили, что он что-то забыл, и я увидела, как Селия приподнялась со стула. Мистер Уоттс продолжил писать и она села обратно. Когда он закончил, то взглянул на то, что у него получилось.
- Я не уверен, что все запомнил правильно, - сказал он. - Давайте проверим.
Он начал читать вслух. Селия покраснела. Было понятно, что мистер Уоттс добавил пару строчек от себя. Он взглянул на нас и отыскал взглядом Селию. Она быстро кивнула, и мистер Уоттс изобразил облегчение. Затем он оглянулся в поисках следующего вклада.
- Матильда, что у тебя есть для нас?
Когда я пересказала сцену, в которой Пип направляется в Сэтис Хаус, мистер Уоттс улыбнулся сам себе, и еще до того, как я закончила, он наклонился, начав писать в тетрадке. Когда я начала рассказывать второй фрагмент, он прекратил писать, поднял глаза и стал смотреть в сторону. Он выглядел таким озабоченным, что я растеряла всю уверенность. Возможно я вспомнила неправильно.
- Безжалостное подтрунивание Эстеллы над Пипом, - сказал он наконец. - Это важная часть их отношений. Он любит то, чего не может получить.
Он замолчал и откинулся на стуле. Его большие глаза разглядывали гекконов, застывших на потолке. Затем он резко встал и пошел к двери. Он посмотрел на великолепный зеленый закат.
Что он там нашел? Куда перенесся в мыслях? Лондон? Австралия? Его белое племя? Дом? Мы увидели, как он снова кивнул, как будто только что понял, что ему нужно. Он повернулся к нам лицом, и его взгляд уперся прямо в мою парту.
- Нам нужны слова, Матильда. Мы должны вспомнить, что именно Эстелла сказала Пипу.
Те, кто сидели впереди повернулись, чтобы посмотреть на меня. Вместе с мистером Уоттсом они ждали, что я восстановлю эти слова. В голове у меня было пусто. Я не могла вспомнить слово за словом то, что Эстелла сказала Пипу, и, когда они это поняли, то один за другим стали поворачиваться обратно. Мы ждали, что мистер Уоттс вернется к своему столу. Он выглядел как человек, огорченный дурной вестью.
- Должен предупредить вас, - сказал он, - это станет самой сложной частью вашей задачи. Но и самой важной. Мы должны постараться изо всех сил, чтобы вспомнить, что одни персонажи говорили другим. Когда он произнес это, его явно захватила другая мысль.
- Однако, если мы сможем вспомнить суть того, что говорилось, это уже будет что-то, по крайней мере.
Суть. Это требовало объяснений. Мистер Уоттс попробовал так.
- Если я скажу «дерево», то подумаю об английском дубе, а вы — о пальме. И то, и другое - дерево. И пальма, и дуб являются прекрасным примером того, что такое дерево. Но это разные деревья. Вот это и означает суть. Мы можем заполнить пустые места собственными словами. Я видела, как Гилберт почесал голову, прежде чем решиться поднять руку.
- Как насчет дерева для каноэ?
Митер Уоттс не был уверен, что такое дерево для каноэ.
- Гилберт, как еще его называют?
- Просто дерево для каноэ, - ответил тот.
Мистер Уоттс решил рискнуть.
- Дерево для каноэ тоже подходит.
Гилберт, довольный, сел на место. Я понимала, чего мистер Уоттс хотел. Он хотел правильных слов. Но чем усердней я пыталась вспомнить жестокие слова, которые Эстелла говорила Пипу, тем дальше они уплывали от меня. Дневной мир как будто смеялся над моими попытками вспомнить.
* - перевод Лорие
Сообщение отредактировал kahlan - Понедельник, 11.07.2011, 08:41 |
| |
| |
| kahlan | Дата: Воскресенье, 10.07.2011, 15:33 | Сообщение # 43 |
|
Кэлен
Награды: 0
Группа: Дежурные врачи
Сообщений: 5282
Карма: 20746
Статус: Offline
| По техническим причинам на сегодня это все. Завтра выложу четыре главы.
|
| |
| |
| lava | Дата: Воскресенье, 10.07.2011, 15:42 | Сообщение # 44 |
|
непрозорливая улитка
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 1511
Карма: 11318
Статус: Offline
| kahlan, спасибо, стало полегче.
Quote (kahlan) просто следовать за его голосом |
| |
| |
| Lilita7 | Дата: Воскресенье, 10.07.2011, 16:02 | Сообщение # 45 |
Ценитель прекрасного
Награды: 0
Группа: Персонал больницы
Сообщений: 3165
Карма: 7310
Статус: Offline
| kahlan, большущее спасибо. Зачитываюсь. Его глаза, его руки , голос....вижу и слышу всё очень отчётливо. Кажется, даже запахи слышу Нравится безумно. Терпеливо жду продолжения.
Смиренно склони голову перед фактами, но гордо подними её пред лицом чужих мнений. (с)
|
| |
| |
|
Наш баннер |
|
|
|
