Пенсильвания – единственный штат, получивший свое название в честь выдающейся личности. Ну, конечно, кроме Вашингтона. И Нью-Йорка, ведь этот штат назван не в честь города Йорк, а в честь Джеймса, герцога Йоркского. Штаты Северная и Южная Каролина были названы в честь короля Карла I. А Вирджиния – в честь королевы-девственницы Елизаветы I¹ .

Мэриленд получил свое название в честь Генриетты Марии, жены Карла I… ладно-ладно. Выходит, что штатов, получивших свое название в честь великих людей, много, и Пенсильвания – один из них. Своим названием штат обязан квакеру ² Уильяму Пенну, основателю и управляющему самого крупного колониального штата в те времена. Хотя, технически, штат был назван в честь адмирала сэра Уильяма Пенна. Именно он одолжил Карлу II большую сумму денег и взамен получил права на земли к западу от реки Делавэр, которые он впоследствии отдал своему сыну. Сам адмирал не был квакером (нельзя быть квакером и иметь воинское звание одновременно) и был против того, чтобы его сын им был. Но Уильям младший был выдающимся человеком, который мужественно пережил всеобщее презрение, заключение в тюрьму и преследование его неортодоксальных пацифистских взглядов. Деньги семьи, благосклонность короля к его отцу и его собственные лидерские способности и ум помогли ему подчинить огромную территорию, где при демократической конституции автономия царила еще задолго до принятия декларации независимости.

Филадельфия (греч. братская любовь) – главный город штата, хоть и не его столица. Главными достопримечательностями города являются Зал независимости и знаменитый и, возможно, треснувший слишком рано Колокол свободы.

Несмотря на то, что Америка была освящена, если так можно выразиться (и скоро вы поймете, почему я выбрал именно это слово), 4 июля 1776 года в Филадельфии, когда Джон Хэнкок первым подписал декларацию независимости (в наши дни в американском английском John Hancock означает ничто иное как «подпись»), для меня и многих других людей Америка восстала и была освящена вновь «восемь десятков и семь лет»³ спустя на поле битвы в 225 километрах от Филадельфии, мимо которого я сейчас проезжаю под проливным дождем и густыми тучами.

Геттисберг

Как только я проезжаю знак, говорящий мне, что я уже в Геттисберге, погода тотчас меняется. Тучи рассеиваются, а ясное осеннее солнце освещает застывшие яркие листья на деревьях вокруг кладбища и отражает блики в лужах на моем пути.

Меня приветствует Авраам Линкольн. Но это всего лишь актер, историк и просто похожий на него человек по имени Джим. Джим сопровождает меня на кладбище, умудряясь оставаться в роли и делать это совершенно непринужденно.

До сих пор остается загадкой, как такая страна, родившаяся с высокими идеалами, гуманными взглядами, ясностью ума и просвещенностью как Америка к 1860-ым годам погрязла в самой кровавой войне за всю историю человечества. Ни одна война не была настолько изнуряющей и кровопролитной как американская гражданская война в 1861-1865гг.

Джим высказывает мнение, услышать которое можно только из уст историка, что война должна была произойти. В американской конституции, написанной высокопарным слогом и гласящей о стабильности и величии страны, ничего не упомянуто о том, какой Америка может стать в будущем. Большинство людей ассоциируют гражданскую войну с борьбой с рабовладельчеством. Но многие жители северных штатов, сражавшиеся ни на жизнь, а на смерть и щедро финансируемые главами штатов, сражались потому, что их лидеры-казначеи нашли в этом пользу. Они посмотрели на Британию, где промышленная революция привела к невероятному подъему страны, и на собственную страну с двумя экономиками – одна из которых держалась на рабстве – и поняли всю невыгодность положения. В странах Европы рабство было запрещено и они не торговали с Америкой – не столько из-за моральных противоречий, сколько из-за несогласия с тем, что владельцы плантаций ничего не получали. Север хотел создать условия для создания промышленного штата, где бы действовала экономика предпринимательства, и для этого пришлось бы силой избавиться от плантаций. Две Америки не могли сосуществовать вместе: сосед с рабовладельческой экономикой никогда бы не позволил Северу стать промышленным штатом. Так что, по сути это была промышленная и экономическая война. Как чаще всего и бывает. Разве нет? Как ни парадоксально, Британия – страна-метрополия с тиранией и отсталой монархией во многих отношениях была более современной и демократичной страной, чем Америка. Без какого-либо штата США, где залог демократии заключается в справедливости, Америка никогда не смогла бы настолько преуспеть, как Британия, ведь на кону было истинное значение демократии.

Джим говорит, что эта информация легла в основу знаменитой речи Авраама Линкольна.

Послание

В июле 1863 года в Геттисберге войска Союза одержали великую победу над армией Конфедерации под предводительством генерала Ли. В те времена эта победа считалась потенциальным решающим моментом. Потери в битве стали колоссальными и превысили число погибших в любой битве гражданской войны – более 50 тысяч человек было убито за два дня.

Было принято решение создать национальное кладбище и похоронить там погибших участников обеих сторон. Открытие кладбища было намечено на ноябрь и, буквально, в последнюю минуту президента Авраама Линкольна попросили произнести небольшую речь на церемонии. Главным же выступающим должен был быть Эдвард Эверетт.

Наступил день открытия, и речь Эверетта продолжалась два часа. После этого на ноги поднялся Линкольн, чтобы своим высоким голосом произнести послание, состоящее из десяти предложений. Когда он закончил, то вряд ли осознавал, что только что произнес одну из самых важных речей за всю историю, речь, которую американские школьники будут заучивать из поколения в поколение. Речь, последнее предложение которой настолько известно, что кто-то может посчитать его скучным клише. Я хочу вновь услышать эту речь. Как и следовало ожидать, Джим знает ее наизусть и устраивает мне эксклюзивное выступление:

«Восемь десятков и семь лет назад…», – голос Джима звонкий и пронзительный. Он стоит там же, где Линкольн произносил свою речь. Могилы уже слышали эти слова. – …наши отцы образовали на этом континенте новую нацию, зачатую в свободе и верящую в то, что все люди рождены равными.

Теперь мы ведем великую Гражданскую войну, подвергающую нашу нацию или любую другую нацию, таким же образом зачатую и исповедующую те же идеалы, испытанию на способность выстоять. Мы встречаемся сегодня на великом поле брани этой войны. Встречаемся, чтобы сделать его часть последним пристанищем для тех, кто отдал свою жизнь во имя того, чтобы наша нация смогла выжить. Со всех точек зрения это уместный и совершенно верный шаг.

Но в более широком смысле мы не можем посвящать, мы не можем благословлять, мы не можем почитать эту землю. Отважные люди, живые и мертвые, сражавшиеся здесь, уже совершили обряд такого посвящения, и не в наших слабых силах что-либо добавить или убавить. Мир едва ли заметит или запомнит надолго то, что мы здесь говорим, но он не сможет забыть того, что они совершили здесь. Скорее, это нам, живущим, следует посвятить себя завершению начатого ими дела, над которым трудились до нас с таким благородством те, кто сражался здесь. Скорее, это нам, живущим, следует посвятить себя великой задаче, все еще стоящей перед нами, — перенять у этих высокочтимых погибших еще большую приверженность тому делу, которому они в полной мере и до конца сохраняли верность, исполниться убежденностью, что они погибли не зря, что наша нация с Божьей помощью возродится в свободе и что власть народа волей народа и для народа не исчезнет с лица Земли».

К тому времени, как Джим заканчивает речь, у меня в глазах стоят слезы. Эта речь пронзительна сама по себе, но здесь, среди погребенных жертв в той самой земле, которую «мы не можем почитать», чувства обостряются. Джим берет шляпу и ровной походкой медленно удаляется; он направляется к группе школьников, чтобы дать им автограф.

«Возрождение нашей нации в свободе», описанное Линкольном, — это то, к чему, несмотря на весь ужас ситуации, привела гражданская война. Видит Бог, сколько боли, гонения и нетерпимости было после войны. Но взгляните на экономику Америки за 50 лет до начала войны и 50 лет после. Глядя на дома в Ньюпорте, построенные в «позолоченный век», я написал: «Никогда еще столь малому количеству людей не удавалось так быстро сделать так много денег». Династия Вандербилтов извлекли выгоду из гражданской войны больше, чем кто бы то ни было, но даже простой американский народ стал жить лучше. Прошло много, бесстыдно много времени прежде чем освобожденные рабы и их потомки смогли почувствовать «возрождение в свободе»; многие скажут, что этого до сих пор не произошло, но сложно поверить в то, что без гражданской войны Америка смогла бы стать самой могущественной и процветающей державой мира.

В американской системе, простой американской речи, надежде и идеализме этой разочаровывающей и противоречивой нации есть что-то такое, что до сих пор заставляет меня воспрянуть духом, а мое сердце подскочить в надежде и оптимизме. Если бы они еще умели делать чай.

¹ Virgin – девственный (англ.)
² Квакер – последователь протестантского религиозного течения, проповедующего пацифизм и благотворительность.
³ Цитата из самой известной речи Авраама Линкольна, называемой «Геттисбергским посланием».