- Передумала по поводу работы сегодня? – спрашивает Чейз вместо приветствия, подняв трубку после пятого гудка. Его голос звучит измотано, даже более устало, чем прежде, и Эллисон моментально задается вопросом, вдруг дома что-то происходит, пока ее нет. Но эта мысль посылает новую волну паники через тело, а интонации Роберта напоминают о надломленной слабости, застывшей в чертах лица папы Эмили Кендрик, когда они виделись в последний раз, поэтому она одергивает себя.

- Нет. У меня пациент.

В трубке слышится шум, затем что-то похожее на плеск воды, и Кэмерон снова думает, в чем же там дело. Но, ей кажется, если спросить, значит вовлечь себя, а прямо сейчас другие люди нуждаются в ней здесь. Она только разочарует Чейза. Она всегда будет его разочаровывать, судя по последним событиям.

- Ты… Что? – спрашивает он откуда-то издалека, снова прижимая телефон к уху.

- У меня пациент. Знаешь, они нам постоянно попадаются на работе? – фраза звучит резче, чем хотелось, и Эллисон мгновенно чувствует себя виноватой, тут же продолжая с тем, что собиралась сказать. – Это маленькая девочка. У нее обширное кровоизлияние в мозг. Она на искусственном жизнеобеспечении, и Неврология советует родителям ее отключить, потому что нет признаков мозговой активности.

Роберт вздыхает.
- И зачем ты мне это рассказываешь?

- Мне нужна твоя помощь, - боясь получить отказ, который неизбежно последует, Кэмерон сжимает телефон так, что костяшки пальцев белеют.

- Моя помощь?

Что-то падает на пол с приглушенным грохотом.

- Девочке нужна операция. Но никто в отделении меня слушать не станет. Я пробовала просить Формана, но он занят собственным случаем. Мне нужно, чтобы ты поговорил со своими друзьями из хирургии. Или приезжай, и прооперируй сам. Если нам удастся удалить хоть часть гематомы, ослабить давление, тогда, может…

- Эллисон! – резко перебивает ее Чейз, отчего она вздрагивает, практически выронив трубку из рук. – Это безумие.

- Я знаю, - соглашается Кэмерон, чувствуя нарастающую внутри полную беспомощность, распространившуюся, кажется, на все аспекты ее жизни. – Но мы ведь совершаем безумные поступки. Этому нас учил Хаус.

- Мы больше не работаем у Хауса, - снова твердо вмешивается Роберт. – И даже он знает, когда нужно остановиться. Здесь нет никакой загадки, Эллисон. Ничего нельзя сделать. Мне даже не нужно приезжать, чтобы сказать это – ты должна принять мнение неврологов. Отпусти ее. Не давай родителям ложной надежды.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Кэмерон делает неровный вдох, чувствуя, будто все слабости, мучившие ее, когда она только пришла сюда, вернулись с лихвой. Похоже, окружающие знают ее лучше, чем она знает себя.
- Пожалуйста. Я просто… Мне нужно, чтобы ты сделал это для меня. Мы должны попробовать.

- Кэмерон, нет, - Чейз на мгновение замолкает, и она практически видит, как на другом конце линии он пытается успокоить себя. А еще Эллисон не может вспомнить, когда Роберт в последний раз называл ее по фамилии. – Я не могу помочь тебе с этим. В ее случае ничего уже нельзя сделать, а даже если можно было бы, у меня нет времени и сил на операцию. Ты настояла на возвращении к работе, я не стал тебя останавливать. Но это слишком. Кто-то должен быть здесь, с нашей дочерью. Желательно кто-то живой и здоровый. Или, может, ты забыла?

- Чейз, - слабо возражает она, с таким чувством, будто слова застревают в горле.

- Нет, - резко повторяет он. – Мне надо идти, - и кладет трубку, не дожидаясь ответа.

***

Когда дежурство уже давно закончено, и ОРН закрыто для посещений, Кэмерон тихо проскальзывает в палату Эмили Кендрик. Она знает, что должна идти домой, должна найти Чейза и извиниться перед ним, пока ситуация не выйдет из-под контроля, но это кажется непреодолимой задачей на данный момент. Эллисон что-то тянет к маленькой девочке, вынуждая лицезреть судьбу, по которой ее несостоятельность вынесла приговор несчастной семье. Она пододвигает скрипучий стул ближе к постели. Эмили по-прежнему выглядит ангельски, даже не смотря на пурпурные синяки, покрывающие пылающую от лихорадки кожу лица, и бесчисленные аппараты, ее окружающие. На долю секунды Кэмерон пытается представить своего ребенка в этом же возрасте, желая узнать, какое отчаяние бы чувствовала, если бы ее дочь сейчас лежала на искусственном жизнеобеспечении. Эти эмоции были бы уместны, и ей бы хотелось, чтобы, пусть даже горе, но сменило чувства пустоты и вины, изводящие ее в данный момент.

- Пробуешь ролевые игры?

Она вздрагивает и, обернувшись, обнаруживает Хауса, подкравшегося к ней сзади, одновременно понимая, что не знает, как долго пробыла в палате.
- Уходите, Хаус. Это не ваше дело.

Вместо этого он приближается еще на несколько шагов.
- Интересно. И не твое тоже, но ты здесь.

- Ее доставили в скорую, - оборонительно огрызается Эллисон. – Это мое дело.

- А теперь его передали в ОРН. Значит… не твое. Не говоря уже о том, что у тебя вообще никаких дел сейчас быть не должно, так как ты официально по-прежнему в двухмесячном декретном отпуске, - Хаус вздергивает брови. – Воображаемые пациенты? Может, я опять схожу с ума?

Кэмерон закатывает глаза.
- Я беспокоюсь о ее семье. Это преступление?

- Нет, - отвечает он, и она тут же понимает, что последует продолжение. – Но напрашивается другой вопрос – почему не беспокоишься о своей собственной семье? Ты не знаешь этих людей. Ты только думаешь, что знаешь их, потому что делишь с ними роль родителя. Но эту же роль отказываешься принять в своей собственной жизни. Так почему ты предпочитаешь сидеть тут, наблюдая, как чей-то ребенок умирает, вместо того, чтобы вернуться домой к мужу и отвратительно прекрасному младенцу?

- Моя семья тут не при чем, - выпаливает Эллисон. Затем спрашивает, хоть и знает ответ: - Вы пришли помочь или меня допрашивать?

- Тебя допрашивать, - заявляет Хаус недоуменно. – Я ожидал, что ты об этом уже в состоянии догадаться, после стольких лет.

- Вы сволочь.

- Я думал, ты и об этом в курсе, - он постукивает тростью об пол, рассматривая Кэмерон в тишине несколько мгновений. – Тебе кажется, что ты плохая мать. Поэтому ты здесь. Легче быть на работе, потому что с работой получается лучше. А наказывая себя делами вроде этого, помогаешь избежать чувства вины, думая, что делаешь благое дело.

- Неправда! – она вскакивает со стула прежде, чем успевает осознать происходящее, и в ту же секунду понимает – бывший начальник видит ее насквозь.

- Конечно. Именно поэтому ты орешь на меня посреди ОРН, - тон Хауса смягчается слегка, и на долю секунды Эллисон кажется, что она замечает проблеск человеколюбия в его лице. – В чем дело? Чувствуешь себя виноватой, потому что не хочешь жертвовать карьерой ради ребенка? Злишься на нее среди ночи, потому что не спала неделю? Тебе хочется выбросить ее из окна, когда она не перестает плакать?

Кэмерон пожимает плечами, смотря в пол.
- Она… она не берет грудь. Что бы я ни делала. Даже при помощи медсестер. Она плачет, когда я рядом с ней. Я никогда не знаю, что делать. Чейз с ней обращается лучше. Я только все порчу.

- Чейз не боится совершать ошибки, - говорит Хаус так, будто это все объясняет. – Мы не утки. В нас не заложен образец поведения, который включается сразу после появления потомства. Что, если подумать, довольно глупо со стороны эволюции. Человеческие родители никогда не знают точно, что делать с ребенком. Мы должны учиться методом проб и ошибок. Чейз готов ошибаться. Готов выглядеть глупо. Ты – у тебя есть навязчивая потребность делать все идеально с первой же попытки. Он учился все это время, пока ты просто убегала.

Эллисон закусывает губу, не в состоянии на сей раз ничего ответить. Она знает, он прав, но все же перспектива пугает ее.

Хаус останавливается в дверном проеме, оглядываясь назад через плечо.
- Подумай об этом. Подумай, кем хочешь быть через десять лет. Будешь ли ты тогда знать, кто твоя дочь? – не говоря больше ни слова, он разворачивается и уходит.

***

Кэмерон проводит у кровати девочки всю ночь, снова и снова проигрывая в памяти слова Хауса. Чейз звонит несколько раз, но она позволяет телефону вибрировать в кармане без ответа, не готовая поговорить с ним пока. Теперь, по крайней мере, она знает, что должна сделать в первую очередь. Когда Кендрики приходят к самому началу утренних часов посещения, Эллисон ждет у входа в палату их дочери.

- Доктор Кэмерон? – спрашивает миссис Кендрик, ее голос тихий и неровный после долгих часов пролитых слез. – У вас есть какие-то новости для нас? Вы говорили, что проконсультируетесь с коллегами. Они… они нашли способ помочь Эмили?

Кэмерон делает долгий, глубокий вдох, сосредотачиваясь и сильнее сжимая в руках форму информированного согласия.
- Мистер и миссис Кендрик… Я сказала вам вчера, что сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вашей дочери. Но… Прошло двадцать четыре часа, а она так и не показала признаков мозговой активности. У нее серьезная инфекция, которая не отвечает на антибиотики и повредила все внутренние органы. Я знаю, такое невозможно принять, но мы не в силах ей помочь. Будет несправедливо и непорядочно с моей стороны обещать вам что-либо еще.

Повисает очередная пауза, после чего миссис Кендрик отворачивается, пряча лицо в плечо мужа, надрывно рыдая. Эллисон закусывает губу и заставляет себя посмотреть в глаза мужчине. Она клянется самой себе, что делает для этой семьи как лучше, и что у нее столько раз не получалось сделать прежде в собственной жизни.

- Что… - спрашивает он, наконец, едва слышно, - что вы предлагаете нам в таком случае?

- Вам нужно отпустить ее, - отвечает Кэмерон, едва сдерживая дрожь в голосе. – Чтобы вы все двигались дальше. Чтобы вы все перестали страдать.

Миссис Кендрик выпрямляется, продолжая плакать.
- У вас есть дети, доктор Кэмерон? Вы… вы бы сделали то же самое?

- Да, - шепчет она, сразу же думая о собственной дочери, которая ждет ее дома; о дне, когда приняла решение отпустить своего первого мужа.

Дальше все происходит словно в замедленной съемке, со странной атмосферой некоего ритуала. Родители покорно подписывают бумаги, после чего садятся в кресла по обе стороны от постели дочери и берут ее за руки. Эллисон осторожно отключает аппараты, что погружает палату в полную и пронзительную тишину.

Проходит всего несколько мгновений, прежде чем сердце и легкие Эмили замирают – большего малышке не нужно, чтобы уйти.

Несколько мгновений, думает Кэмерон, и выходит из палаты, оставляя семью с их личным горем. А что, если бы этому ничего не предшествовало?

***

Кадди находит ее в раздевалке, пока она перекладывает свои вещи в коробку. Эллисон каким-то образом инстинктивно узнает отстук ее каблуков по кафельному полу, замирающему на расстоянии в несколько футов от нее. Держа халат в одной руке, она оборачивается, чтобы поприветствовать начальницу.

- Доктор Кэмерон, - кивает Лиза. – Вы провели тут всю ночь. Собираетесь домой, наконец?

- Да, - Кэмерон опускает глаза на коробку, полную всяких ненужных предметов, накопленных ею за семь лет, проведенных тут, затем на полупустой шкафчик, и, наконец, встречает выжидательный взгляд Кадди. – Я не вернусь. Какое-то время, по крайней мере. Пришлю вам свое заявление об уходе через несколько дней. Я бы должна остаться на две недели, но, как вы вчера отметили, технически я все еще в декрете.

- Это… серьезное решение, - медленно произносит Лиза, словно пытается угадать, всерьез ли она говорит. – Ты… уверена, что хочешь этого? Я не хотела бы видеть, как ты бросаешь карьеру.

- Нет, не уверена, - тихо отвечает Эллисон. Идея, что завтра не придется возвращаться в госпиталь, пугает, но, неожиданно гораздо меньше, чем вероятность полностью пропустить жизнь своей дочери. – Но я должна это сделать сейчас. Карьера может подождать. Моя семья…

Кадди смягчается, подходит ближе, и устало обнимает молодую женщину.
- Ты приняла правильное решение. Но мы все будем по тебе скучать. И ты всегда сможешь вернуться обратно, если захочешь.

- Я буду поддерживать связь, - спокойно отвечает Кэмерон, когда Лиза отступает назад. Подхватив последнюю книгу с полки, она захлопывает дверцу шкафчика.

***

Вернувшись домой, она находит Чейза спящим на диване, со свежим письмом из госпиталя на лице, словно он отключился, пока читал его. В детской полнейшая тишина, значит все в порядке, думает Эллисон, сбрасывая сумки на пол. Тихо пройдя через гостиную, она присаживается на край дивана, убирая глянцевые страницы с фотографиями какого-то благотворительного мероприятия онкологического отделения со лба Роберта. Его волосы снова стали длиннее, и Кэмерон проводит пальцами по ним, чувствуя, как он начинает просыпаться.

- Который час? – хрипло спрашивает Чейз, хмурясь на нее.

- Почти девять, - тихо отвечает Эллисон, проглатывая чувство вины.

Он садится, отталкивая ее руку в сторону.
- Ты не пришла домой вчера. Я пытался дозвониться до тебя раз десять, по меньшей мере. Полагаю, ты не получила ни одного моего сообщения?

Кэмерон смотрит в сторону, стук сердца отдается в висках, пока она отчаянно надеется, что еще не поздно все исправить.
- Нет. Прости. Неотложное…

- Правильно, неотложное дело! – злобно перебивает ее Роберт, вскидывая руки вверх от досады. – У тебя всегда неотложные дела. Ты не знаешь, как сказать “нет”. Ты сделала нас своим последним приоритетом, поняв, что так безопасней. А нам остается только бесконечно ждать, когда же ты решишь, что у тебя есть пять свободных минут. Что на этот раз? Шантажировала кого-то, чтобы сделать бессмысленную операцию на мозге, потому что я не был готов, когда ты мне позвонила?

- Я уволилась, - просто и решительно отвечает Эллисон. Она заставляет себя заглянуть ему в глаза, не смотря на то, что ей доставляет физическую боль разочарование в его взгляде. Это ее вина, и только ее.

- Ты… что? – Чейз смотрит на нее с опаской, словно это может оказаться какой-то жестокой шуткой. И Кэмерон понимает, что зашла слишком далеко, поэтому даже не винит его за недоверие.

- Я уволилась, - повторяет она. – Я хочу… хочу быть здесь, с тобой. Раньше я думала…

Роберт озадаченно приподнимает брови, касается рукой ее щеки, и гнев мгновенно утихает.
- О чем ты думала?

- Я думала, что только все усложняю, находясь дома, - шепчет Эллисон. – Хуже того, мне казалось, я рушу наши отношения.

- А теперь? – Чейз проводит большим пальцем по ее щеке, и она вздрагивает.

- Я хочу, чтобы ты научил меня. Всему, что знаешь. Чему захочешь. Может, у меня не так хорошо получается, но… я хочу быть рядом. Я люблю тебя.

Понадобился день, чтобы принять такое решение; и она знает, что понадобится вся оставшаяся жизнь, чтобы действовать согласно этому решению.

Роберт довольно долго обдумывает ее слова, прежде чем медленно кивает.
- Мне никто не нужен кроме тебя, - говорит он. – Я только хочу, чтобы ты была со мной.

Поднявшись на ноги, Чейз помогает встать Кэмерон, обнимает за талию и ведет по коридору в сторону детской, с играющей на губах полуулыбкой.
- Пошли. Уже практически время для завтрака.

Чейзоискатель, она же Чейзоследопыт, она же Чейзоснабжатель. © Angel_K & Ember

Энигма конечно классно видит Камерон, но именно эта Камерон мне и не нравится. В своих фиках я ее все время под себя подлаживаю и именно в таком виде воспринимаю, а вот такие фики возвращают меня к более правдивому персонажу и мне ничего не остается, как пожелать Чейзу бежать от этой сумасбродной.

И вообще как можно уходить от собственного новорожденного ребенка Вообщем не обращайте на меня внимание, для меня это больная тема. Потому что если посмотреть на это глазами малыша, то отсутствие мамы рядом для него катастрофа.