Автор: ia01.
Название: Кома.
Бета: funelen.
Рейтинг: PG.
Пейринг: Чейз/Кэмерон, Кэмерон/Хаус, Хаус/Кадди.
Статус: закончен.
Размер: макси (4 главы, 10 страниц).
Жанр: романтика, ангст.
Время действия: середина 5 сезона
Предупреждение: ООС и кривая медицина – наши лучшие друзья.
Дисклеймер: House MD и все его персонажи принадлежат Дэвиду Шору
Описание: Сюжет в общих чертах соответствует событиям 5 сезона, но причина галлюцинаций Хауса другая.
От автора: Фанфик основан на моём убеждении-заблуждении о том, что любящий человек может чувствовать или предчувствовать несчастье, угрожающее объекту его любви. Прошу критику.

Глава 1. Кэмерон

Двери больницы с шипением закрылись за спиной Кэмерон. Она почти бегом направилась к автостоянке, но через несколько мгновений перешла на неспешный прогулочный шаг. Весеннее солнце неторопливо скрывалось за домами. После искусственного освещения больницы его мягкий свет казался
живым, по-человечески тёплым. Свежий ветер шелестел зелёной листвой деревьев. Не хотелось никуда спешить. Вот сесть здесь, на скамейке, и
наблюдать за прохожими, бездумно, бесцельно, бесконечно…

Работа в приёмном отделении требовала быстрого принятия решений и мгновенной реакции. Роскошь вроде беспечного созерцания непозволительна.
Для кого-то сегодняшний закат может стать последним. Человеческая жизнь порою так хрупка, так легко рвутся тонкие нити, связывающие человека с
этим миром, и так трудно восстановить утраченные связи. И откуда столько непрофессиональных мыслей?

- Тяжёлый день? – Чейз заглянул в глаза, протянул печальную белую розу.
Он ждал Кэмерон на автостоянке. Они проводили вместе почти каждый вечер, обычно у него дома.
- Да. Две аварии, трое в реанимации, в тяжёлом состоянии, одного спасти не удалось. Разрывы внутренних органов, переломы, удивляюсь, как его вообще довезли живым, - Кэмерон взяла
протянутый цветок, рассеянно поцеловала дарителя, - я задержалась, извини.
- Я понимаю. И за приготовленный ужин всё прощу, - он улыбнулся.

Кэмерон вернула улыбку, правда, не такую солнечную, но всё же… Они сели в машину, синхронно хлопнув дверцами. Чейз завёл мотор, вывел машину с
автостоянки и целиком сосредоточился на дороге.

Кэмерон смотрела в окно, положив розу на колени. Иногда почти собачья преданность Чейза раздражала. Не только в скорой случаются авралы, и у хирургов бывают экстренные вызовы среди ночи, но он терпеливо ждал. И вместо упрёков за опоздание (зачем предупреждать о том, что выходишь, если приходишь спустя двадцать минут?!) она получила цветок и улыбку.
Кэмерон виновато вздохнула, откинулась на спинку автомобильного кресла и закрыла глаза. Надо постараться хотя бы на один вечер стать такой же,
вернуть хотя бы малую часть того тепла, что он каждый день отдавал ей.

- Мы приехали. Просыпайся, принцесса, - Чейз разбудил её легким прикосновением к щеке.
- А где же волшебный поцелуй? – Кэмерон выпрямилась, поправила волосы.
За получасовую дорогу она успела задремать и даже увидеть сон. Неясные картины растворились, оставив смутное ощущение тревоги. Как будто должно
случиться что-то плохое. Но с кем, когда, почему? Кэмерон прогнала остатки сновидения, как прогоняют назойливое насекомое. Сегодня ей не хватало только разгадывания фокусов подсознания. Она не доверяла
рассказам родственников пациентов о предчувствиях несчастных случаев.
Спасая жизни своими руками, трудно верить в существование судьбы, а тем более в то, что эту судьбу можно предвидеть и изменить.
Негромко бормотал телевизор. Ужин они приготовили всё-таки вместе, а после уютно устроились на диване, обнявшись. Кэмерон подумала, что готова провести в этих объятьях не только сегодняшний вечер, но и всю
оставшуюся жизнь. И обладатель этих сильных рук, кажется, тоже не против. Помолвка, свадьба, медовый месяц, - всё в лучших традициях голливудского кино. И ещё обязательный переезд в другой город. Новая
работа, новые люди, новая жизнь.
Полчаса назад она всё-таки позвонила родителям. Телефон мамы отвечал длинными гудками. Отец взял трубку сразу, весело объяснил, что они с мамой в гостях, и она забыла телефон дома. Кэмерон вздохнула с облегчением. Точнее, попыталась, потому что ощущение тревоги никуда не ушло. Оно осталось, напоминая о себе назойливым звуком тонко звенящего
серебряного колокольчика.
Было около девяти вечера, когда она собралась ехать к себе домой. На следующий день была назначена очередная проверка всех отделений больницы. Приёмное по части неприятных сюрпризов уступало только диагностическому, и Кэмерон хотела придти на работу пораньше.

- …Хаус…
- Что Хаус? – переспросила Кэмерон, за собственными мыслями не расслышав вопроса. В разговоре с Чейзом она старалась уходить от открытого обсуждения бывшего начальника, опасаясь предательски тонкого льда двусмысленных фраз. Чувства или симпатии остались в прошлом, она сделала свой выбор в вечер понедельника, который стал вторником по её желанию. В том, что выбор сделан по велению сердца, а не разума, Кэмерон убедила всех, и, себя в первую очередь.

- Я спрашиваю, подвезти тебя до дома? – Чейз с заботой смотрел в глаза.
- Нет, спасибо. Я поймаю такси. Ты тоже устал, - ответила она.

Поцеловав на прощание Чейза, она с деланной лёгкостью выпорхнула на улицу. Обернувшись, помахала рукой силуэту в окне. Пройдя неторопливо
несколько шагов и завернув за угол, она остановилась и попыталась перевести дыхание. Потому что тонкий звук серебряного колокольчика превратился в оглушающий перезвон огромного колокола. Предчувствие несчастья не касалось её родителей или близких. Ответ на мучивший её вопрос был до смешного простым - Хаус.
Гениальный врач, верно диагностирующий самые невероятные заболевания; наркоман со стажем, злоупотребляющий алкоголем и доверием людей; заноза в выдающейся пятой точке администратора больницы; лучший друг онколога-манипулятора или манипулятора-онколога – за подобными мыленными
эпитетами Кэмерон добралась до дома Хауса. Таксист, с визгом тормозов разворачивая машину, бормотал что-то недоброе про нервных пассажирок, но Кэмерон уже стояла у дверей квартиры Хауса. Его телефон не отвечал, а Уилсон сообщил, что подвёз Хауса до дома и выглядел тот хоть не выспавшимся, но вполне здоровым.
Так и не нажав кнопку звонка квартиры Хауса, Кэмерон смотрела на освещённые окна его квартиры.
Сквозь светлые шторы ничего нельзя было разглядеть. Откуда-то – или только показалось? – донеслись звуки рояля, знакомый низкий мужской
голос и приглушенный женский смех. Её решительность разом улетучилась. Кэмерон очень ясно представила последствия своего звонка. Сейчас ей откроет Хаус, с бокалом виски, в джинсах и полурасстёгнутой рубашке,
посмотрит непонимающе и хриплым голосом пригласит войти. По его взъерошенному виду она сразу поймёт, что всё в порядке, и насколько она не вовремя со своими дурацкими предчувствиями. Неловко стоя в прихожей, произнося дежурные фразы, она увидит в кресле женщину с длинными ногами и неправдоподобно зелёными глазами. Присутствие женщины, разумеется, развеет последние сомнения в состоянии здоровья Хауса. А потом он будет каждый день появляться в приёмном и надоедать умными и не очень умными остротами, напоминая о пережитом недоразумении.
Кэмерон всё-таки сделала два шага по направлению к двери, остановилась, протянула руку к звонку, отдёрнула руку, потом поднесла её снова.
Наконец, она решительно развернулась и зашагала прочь.
Оказавшись дома, она завела будильник и легла спать.

Добавлено (10.07.2010, 23:43)
---------------------------------------------
Глава 2. Хаус

Хаус не спал уже несколько суток. Три ночи и три дня слились в один бесконечный день. Пара беспокойных часов перед звонком будильника не могли считаться полноценным отдыхом.
Малярия. Название болезни звенело в ушах невыносимо высоким писком комара рода Anopheles. Почему малярия? Ею болел парень со сломанной
ногой, поступивший в приёмное отделение, где Хаус развлекал себя тем, что надоедал Кэмерон диагностированием редких тропических болезней у
пациентов с бытовыми травмами? Или девушка на приёме в клинике, где он пытался отоспаться, спрятавшись от Кадди? Или… разве больные раком не
могут заболеть ещё и малярией? Сознание снова и снова прокручивало название болезни, симптомы, лечение и последствия.

Диагностировать собственную бессонницу скучно и неинтересно. Объективных причин для неё не было. Или же они были спрятаны так глубоко в подсознании, что докопаться до них на невыспавшуюся голову не
представлялось возможным. Версию со злоупотреблением викодином Хаус не принимал в расчёт принципиально.
Традиционные методы борьбы не помогали: в попытке уснуть он вспомнил построчно все песни любимых групп. Результат был нулевой, разве что группы стали менее любимыми. Он нашагал по комнате как минимум несколько километров, пока боль в ноге из терпимой не превратилась в невыносимую, но уснуть не получалось. Из неопробованных средств оставались таблетки.
И потому, уходя вечером с работы, Хаус наведался в больничную аптеку. Уилсон догнал его в холле.
- Что это? – спросил он о небольшом бумажном пакете в руке Хауса.
- Мой ужин, - Хаус потряс пакет. Тот отозвался громыханием таблеток, - и здоровый сон на всю ночь. Подвезёшь до дома?
И лишь за мгновение до погружения в столь желанный сон, Хаус вспомнил, что последняя доза снотворного была лишней и что последствия
передозировки.…

Но он уже спал. Спустя полчаса частота его дыхания заметно снизилась, лицо побледнело. Безучастные часы показывали время: 09:48 p. m. Неохотно
цифры сменились. С улицы донёсся звук подъехавшего автомобиля.

…Хаус шёл по обочине дороги. И, судя по забрызганным грязью кроссовкам и джинсам, шёл уже довольно давно. Вокруг, насколько хватало взгляда,
расстилалась унылая местность. По обе стороны от дороги лежали ровные поля белого снега, только у самой линии горизонта угадывались очертания
города. Впереди тянулась прямая лента асфальтовой дороги. Небо было скрыто сплошной серой облачной пеленой. Узнать время суток не представлялось возможным – на руке не было часов. Здесь всегда сумерки.
Монохромный пейзаж не радовал многообразием красок, в нём присутствовали только два тона: белый снег и чёрная дорога. Ну, может быть, ещё непонятного цвета грязь на обочине. Кстати, почему он должен идти по обочине? Шагать по разделительной полосе гораздо удобнее, к тому же оживлённого дорожного движения, да и движения вообще, не наблюдалось. Но
стоило ему направиться к середине дороги, как ниоткуда возник автомобиль, и, отчаянно сигналя, заставил Хауса вернуться на обочину. Это уже интересно. Если нельзя по дороге, может быть, можно по снегу?
Проваливаясь и чертыхаясь, он спустился с дороги, и нога тут же зацепилась за что-то, скрытое в сугробе. Хаус растянулся и оцарапал щёку о ледяную корку наста. Зажимая рукой царапину, он вернулся на неширокую полоску грязного асфальта между дорогой и снежными сугробами. Между жизнью и смертью.
Он уныло хромал по обочине. Дорога не кончалась, пейзаж не менялся, небо оставалось серым. Он размышлял. «Значит, я в коме. Передозировка
снотворного. Было около девяти, когда я уснул. Уилсон подбросил до дома, он уверен, что со мной всё в порядке. Пациента нет, значит, меня может
спасти только экстренный вызов. Сотовый отключен, телефон на автоответчике, который и будет посылать всех желающих до утра, правда, на хинди, но что с того? К утру я уже буду мёртв. Или.… Или же мне
повезло и сейчас над моим бренным телом трудится команда реаниматологов.
В любом случае, я здесь надолго» - вывод был неутешителен. Вероятности выжить или умереть одинаковы.
Он шёл. Впереди был бесцельный бесконечный путь. Унылый и однообразный. Перестановка трости - шаг, перестановка трости – шаг… Окружающий мир казался реальным. Реальными были ощущения – звуки хлюпающей под ногами грязи, саднящий порез на щеке, пахнущий сыростью снег.
Хаус пытался прикинуть, сколько часов идёт по дороге, и не мог. Чувство времени атрофировалось. В той, настоящей жизни, которая осталась за лишней дозой снотворного, он давно привык измерять время не часами и минутами, а промежутками между приёмами викодина. Наркотик притуплял боль, но никогда не устранял её до конца. Иногда пять-шесть часов, в
плохие дни – два, три часа, иногда меньше. Но…
Хаус остановился. Боли не было. Он попрыгал на месте, присел пару раз, сделал выпады на правую ногу. Сомнений не осталось – на месте глубокой
раны бедра сейчас находилась здоровая сильная мышца. Он хромал по многолетней привычке. В трости необходимости не было, как не было
необходимости и в викодине. Здорово, правда?
Хаус продолжил путь, неся трость в руке. Это было глупо, но привязанность к привычному для него предмету оказалась сильнее здравого смысла. Здравый смысл – где он был за полчаса до стакана неразбавленного виски с горстью снотворного? Выходил покурить? Хаус злился на себя.
Сейчас собственная глупая ошибка могла стоить ему жизни. Но так ли случайна цепочка событий, которая привела его сюда? Возможно ли существование иных причин, не столь очевидных на первый взгляд? Ты
должен сделать выбор.
Отвергая саму возможность стать другим, и, может быть, счастливым человеком, Хаус менялся. На него влияли окружающие люди; влияли те, кого он видел каждый день – Уилсон, Кадди, команда; те, кто как бы проходил мимо – пациенты, случайные знакомые. И он уступал. То, что предлагал окружающий мир, на поверку не всегда оказывалось глупостью, обманом или чем-нибудь ещё. Вот только боль, вне зависимости от её причины, меняет раз и навсегда. По силе воздействия ничто не сравниться с ней. А викодин
– это просто лекарство, которое помогает немного лучше других. Все лгут. Ты лжёшь тоже.
Но Хаус уже достал из кармана оранжевую баночку викодина. Тот факт, что ещё секунду назад, её там не было, его не смутил. Он усмехнулся и
закинул в рот пару таблеток, разжевал, проглотил. Неверный выбор. До встречи. Раздался высокий писк.
Хаус вспомнил раздражавшую его малярию. Писк стал прерывистым и оказался звуком больничного монитора.
Заготовленная саркастическая фраза вроде «Я выспался» пропала зря – говорить мешала интубационная трубка в горле. Хаус прислушался к
ощущениям своего тела. Конечности и органы вроде были на своих местах, и боль в бедре напомнила о себе и окончательно убедила в возвращении в мир
живых. Он находился в палате больницы, за окном ярко светило солнце.
Никогда ещё Хаус не был так рад небесному светилу. Он нащупал на одеяле пульт с кнопкой вызова медсестры и нажал.

Кадди сидела за столом в кабинете. Выполнять обычную работу было практически невозможно, но в этой больнице должен хоть кто-то работать.
Персонал госпиталя следил за клиническим состоянием доктора Хауса. Кто-то его любил, кто-то ненавидел, но равнодушных не было, это точно. Его привезли три дня назад, около двух часов ночи. Он находился в
глубокой коме. Уилсон, приехавший к Хаусу в неурочное время, оказал первую помощь. В реанимации также сделали всё возможное. Оставалось
только ждать. Чего ждать? Его состояние оценивалось как стабильное. Но шаткое равновесие состояния полужизни-полусмерти могло быть нарушено
в любой момент. Никому неизвестно, в какую сторону качнутся весы... Раздался громкий звонок телефона. Кадди подняла трубку.

- Доктор Кадди?
- Да? – осторожно произнесла Кадди. – Что-то с Хаусом?
- Он пришёл в себя! – в голосе медсестры слышалась неподдельная радость.

Прошло две недели с тех пор, как Хаус вышел из комы. Его перевели из реанимационного отделения в отделение интенсивной терапии. В привычной
всем манере он игнорировал большинство лечебных процедур, предпочитая ставить диагнозы соседям по палате. Из пережитой комы Хаус не помнил
ничего.
Прошла ещё одна неделя, и Кадди, уступив потоку жалоб пациентов и врачей, согласилась выписать Хауса. Он наслаждался бездельем, заставляя
команду отрабатывать часы в клинике.

Коридоры больницы постепенно пустели. В кабинет диагностики вошли две молодые женщины, и обе были явно не в лучшем расположение духа. Причина
их дурного настроения сидела за столом, и, зевая от скуки, раскачивалась на стуле.

- Познакомься, Анна, это доктор Хаус, глава диагностического отделения. Если из приёмного исчезнут медкарты или больные, поищи сначала здесь, - Кэмерон вытащила из завала, именуемого рабочим столом Хауса, потерявшиеся медкарты, и протянула их медсестре. Та кивнула в ответ, взяла карты и вышла. Хаус проводил взглядом хорошенькую медсестру.
Интересно, по какому принципу Кэмерон подбирает персонал?

- Ты хотел меня видеть? – Кэмерон встала напротив Хауса. Тот самодовольно улыбнулся. - Сообщения на пейджер не так эффективны. Да, спасибо, что нашла время спросить: я в порядке, - сказал Хаус.
- Последний химико-токсикологический анализ показал наличие опиатов в крови, что и не удивительно – викодин по-прежнему твой лучший друг. Гематокрит повышен. Ах, да, уровень сволочизма в норме – ты игнорируешь все лечебные предписания, - Кэмерон передразнила его последнюю фразу и мило улыбнулась.

Она окинула взглядом кабинет Хауса. Здесь почти ничего не менялось: красный мячик для гениальных идей, настольная лампа, компьютер, заваленный бумагами рабочий стол, удобное кресло, в дальнем углу жёлтая кушетка и причудливый светильник. За стеклянной перегородкой находился диагностический кабинет, сейчас, по причине окончания рабочего дня,
совершенно пустой. На белой доске, кажется, не было ни одного симптома, да и на столе не лежали папки с историей болезни – у Хауса не было пациента.

- Итак, ты знаешь результаты моих анализов, но ни разу не зашла ко мне. И это притом, что после того, как меня привезли в больницу, уже без сознания, но с Уилсоном, ты первые двое суток не отходила от меня ни на минуту, - Хаус смотрел на неё внимательным, цепким взглядом. – Игнорируя комиссию в приёмном отделении и разъярённую Кадди.

- У меня не было времени, - Кэмерон засунула руки в карманы плаща, переступила с ноги на ногу.

- А ещё ты звонила мне в тот вечер, - продолжал Хаус. - Зачем? И не лги про сложного пациента, - предупредил Хаус, когда Кэмерон попыталась что-то сказать. – Ты всё равно не умеешь.
- Я просмотрел все карты приёмного отделения за тот день – диагнозы были слишком очевидны, - добавил он.

Кэмерон только пожала плечами. Взгляд её был устремлён за окно, в хмурое вечернее небо. Кажется, там накрапывал дождь.

– И ты звонила Уилсону, спрашивала про меня, - Хаус смотрел на неё, стараясь не пропустить ни одного жеста. Он выдержал долгую паузу, но Кэмерон молчала.

- А перед тем как уснуть, я слышал, что к дому подъехала машина. Ты ведь лично хотела убедиться, что со мной всё в порядке? – он лгал, к тому времени он уже спал, но эта ложь не имела значения. – Тебя гложет чувство вины. Но почему? Ты не знала и не могла знать про мою бессонницу, не могла знать про передозировку, или же…

- Хватит, - тихим голосом попросила Кэмерон. Она наконец-то посмотрела ему в глаза. Хаус вздрогнул. Потому что увидел, как в глубине её души
умирает любовь к нему. Любовь с перебитыми крыльями, охрипшая от криков, ослепшая от слёз. Она не протягивала умоляющих рук, не пыталась залечить
свои раны, она затравленно озиралась по сторонам, силясь рассмотреть невидящими глазами новую угрозу. И когда её незрячий взгляд встретился с взглядом Хауса, раздался голос.

- Значит, она точно знала, что с тобой что-то не так, и просто стояла у дверей, ничего не предпринимая? – в затянувшейся тишине вопрос прозвучал особенно громко. – Это точно Кэмерон?

Опираясь на трость, Хаус встал из-за стола, не отрывая взгляда от дальнего угла кабинета. Там сидела Эмбер, больше известная как Двуличная Стерва или мёртвая подружка Уилсона. Одетая в белый халат, блузку и
мини-юбку, она удобно расположилась на мягкой кушетке: голова расслабленно откинута на спинку, длинные красивые ноги лежали на пуфике,
на лице блуждала мягкая полуулыбка.

- Представляешь, чтобы подружиться с Форманом, она вскрыла ему череп. Он полгода путал право и лево. Знаешь, как для невролога унизительно не дружить с собственным мозгом? – Эмбер улыбалась. – А чтобы понять, что всё ещё любит тебя – о! какая неожиданность – она позволила тебе впасть
в кому. Я её почти уважаю.
- Заткнись, - в голосе Хауса отчётливо слышалась угроза. Слова задели за живое.
- С кем ты разговариваешь? – Кэмерон проследила за взглядом Хауса - в кабинете больше никого не было. – Ты кого-то видишь? Тебе лучше присесть.
Кэмерон заставила Хауса опуститься на стул. Она выглядела не на шутку встревоженной.

- А, по-моему, вам лучше прилечь, - голос звучал издевательски. - Вместе.
Эмбер проигнорировала укоризненный взгляд Хауса и продолжала.

- Брось, ты всегда хотел её. Вспомни вечеринку в госпитале, покер, мальчика с болезнью Эрдхейма-Честера и её красное платье. Обнажённые
плечи, тонкая линия ключицы, яркая помада на губах… Тебе хотелось стереть её поцелуем, на мгновение ты в подробностях представил, что скрывается под тонкой тканью вечернего наряда. А утро после ложного
заражения СПИДом? Её тёмные глаза и спутанные волосы, и мысль о том, что буквально несколько часов назад она была с Чейзом, заставляли кровь
кипеть в венах. Ваш поцелуй? Согласись, он стоил её разочарования в тебе… Мне продолжать?

- В тебе погибает поэт, - саркастически заметил Хаус. Диалог был бы довольно интересен, если бы не сомнения в собственной адекватности.
- Я – продукт твоего подсознания. Так что поэт погибает в тебе, мой милый.

- Хаус, как ты себя чувствуешь? – Кэмерон озабоченно заглядывала в его лицо.
- Она настойчиво предлагает мне заняться с тобой сексом, - Хаус улыбался.
- Я Вас,… я тебя сейчас ударю исключительно в недиагностических целях. Там никого нет. У тебя галлюцинации, - взволнованно сказала Кэмерон. Она светила в глаза Хауса фонариком. Хаус мимолётно подумал, что эти фонарики она носит во всех
карманах. Реакция зрачков была нормальной. – Я вызову помощь.

Кэмерон подошла к телефону, набрала номер и сказала в трубку несколько предложений. Говоря, она оглядывалась на Хауса. Тот выглядел уставшим и
постаревшим разом лет на десять. Кэмерон не видела, но рядом с ним стояла Эмбер, и с озабоченным видом заглядывала в лицо Хаусу.

- Упс, – сказала она, заметив, что к кабинету направляются медсёстры.
- Сейчас самое время эффектно потерять сознание, - с этими словами она щёлкнула Хауса по лбу, и свет померк в его глазах.