Автор: Bamby
Название: Кое-что важное
Жанр: agnst/hurt/comfort
Размер: миди
Рейтинг: G
Пейринг: Чейз/Кэмерон/Хаус
Статус: законченный

Привычка просыпаться на рассвете, приобретеннная еще в студенческие годы, преследует человека всю оставшуюся жизнь. Особенно если человек по профессии – врач. Эллисон Кэмерон, глава отделения «скорой помощи», всего несколько дней назад ставшая миссис Чейз, открывает глаза в половине шестого утра. Она сладко потягивается, снова закрывает глаза, поворачивается на правый бок, одновременно подаваясь вперед. Таков утренний ритуал – ее и Чейза. С первого момента пробуждения они оказываются в объятиях друг друга, идеально подогнанные половинки одного целого. Эллисон Кэмерон («миссис Чейз» – напоминает подсознание) обвивает руками торс своего молодого мужа, а щекой прижимается к его теплой груди. Когда его левая ладонь ложится на ее спину, а правая – на затылок (нежно, так нежно) ощущение счастья в который раз теплой волной поднимается в груди. Чейз так крепко прижимает ее к себе, что становится трудно дышать – но она нисколько не возражает. А потом его губы касаются ее лба, спускаются ниже.
- Женушка, - шепчет Чейз, прежде чем поцеловать ее так, что по всему телу
разливается жар.
- Муженек, - в тон ему отвечает Кэмерон, когда дыхание возвращается к ней.
- Люблю тебя, - тихо говорит он и, хотя Кэмерон слышала от него эти слова сотни
(если не тысячи) раз, ее сердце падает куда-то вниз, а потом взмывает, как на «русских горках». И, пока солнце поднимается над горизонтом все выше и выше, молодожены пребывают в Долине Наслаждений, созданной только для них...

Потом они еще долго лежат, обнявшись и слушая приглушенный шум просыпающегося города. Завтра в это время они будут так же прислушиваться к шелесту прибоя на побережье океана. Их медовый месяц только начинается и это прекрасно. Кэмерон, уютно устроившись на плече мужа, не сводит глаз с его лица, повернутого к ней в профиль. Ее восхищают, всегда восхищали, чистые, правильные линии его лба, носа, подбородка. Солнечный свет золотит пушистые ресницы. Кэмерон поднимает руку и дотрагивается кончиками пальцев до его щеки. Чейз улыбается, целует ее в ладонь.
- Здорово, что не нужно никуда спешить, - говорит он, глядя на солнечные блики
на стене.
- Разве что в аэропорт.
- Ничего, у нас еще целый день впереди, - отвечает Чейз. Что-то в его голосе
заставляет Кэмерон поднять голову, чтобы лучше увидеть его лицо. Ей нравится смотреть в его глаза, иногда меняющие цвет – от серебристо-голубого до зеленого, цвета морской воды. Сейчас в этих глазах Кэмерон видит грусть. О ней же говорит и вертикальная складочка между бровей.
- Что с тобой? – спрашивает она, откидывая волосы с его лба и целуя
«задумчивую» складочку на переносице.
- Я думаю, что перед отъездом нам нужно сделать кое-что важное.
Кэмерон никогда раньше не замечала за собой способности читать чужие мысли, но Чейз едва успевает договорить, а она уже догадывается, о каком важном деле идет речь. Возможно, потому, что и сама думает об этом.
- Тогда нам действительно нужно торопиться. До Майфелда два часа пути.
До чего же приятно видеть восхищение в глазах любимого человека! И не менее приятно слышать от него: «Элли, ты просто чудо, ты знаешь об этом?» Она знает и другое – им необходимо увидеть человека, который много значит для них обоих. И сейчас этот человек в беде.

Спустя два часа они уже мчатся по северному хайвэю. Чейз радуется, что недавно отремонтировал своего «железного коня» и теперь тот ведет себя безупречно. Кэмерон тем временем внимательно слушает инструкции Уилсона по телефону.
- Доктор Гордон сказал, что его состояние удовлетворительно... Да,
Уилсон, конечно... Сегодня в десять... Спасибо. Тебе привет от Уилсона, - обращается она к Чейзу.
Не отрываясь от дороги, Чейз на мгновение поднимает правую руку и складывает колечком указательный и большой пальцы. Кэмерон улыбается.
- Он тоже передает вам привет. Мы вам еще позвоним. До скорого.
Кэмерон кладет телефон на приборную панель. По мере приближения к клинике ее нервное напряжение возрастает. Она не знает, как отреагирует Хаус на их неожиданное появление. Но еще больше ее беспокоит другое – неужели на этот раз все оказалось НАСТОЛЬКО серьезным, что единственным исходом стала психиатрическая лечебница? Хаус – сумасшедший? Бред, абсурд! Кэмерон нервно прикусывает нижнюю губу, поднимает глаза... и ловит в зеркале понимающий взгляд Чейза. А в следующее мгновение его ладонь накрывает сверху ее руку. Теплое пожатие говорит ей: «Все хорошо, я рядом.» Кэмерон благодарно улыбается и неприятное ощущение (как перед экзаменом) немного ослабевает.

- Мы почти на месте, если верить карте, - сообщает Чейз спустя некоторое время.
И действительно, за следующим поворотом они видят указатель – «Клиника Майфелда». Чейз постепенно сбавляет скорость, шины мягко трутся о дорожное покрытие. Кэмерон опускает стекло со стороны своего сидения и выглядывает наружу, чтобы лучше разглядеть каменное строение, к которому они подъезжают. Как нарочно, в эту самую минуту солнце скрывается за облаками и это отнюдь не добавляет жизнерадостности пейзажу. Серое здание выглядит, как средневековая тюрьма, не хватает только крепостного рва и зубчатых стен вокруг. Чейз паркуется на стоянке, отметив про себя, что машин здесь немного. Прежде чем заглушить мотор, он смотрит на Кэмерон. Совершенно очевидно, что он тоже нервничает, хоть и старается скрыть это.
- Пойдем?
Вместо ответа она наклоняется вперед и целует его. Этот поцелуй добавляет уверенности им обоим.
Они выходят из «джипа» и поражаются непривычной для города тишине. Отчетливо слышен только стук каблуков по широким бетонным плитам, которыми вымощен двор. Кэмерон чувствует, как рука Чейза, сжимающая ее ладонь, начинает слегка дрожать. Они стоят у входа в здание, в его тени. Кэмерон встревоженно смотрит на мужа. Его лицо застывает, побелевшие губы сжимаются, как от сильной боли. Кэмерон не знает, не может знать, что этот мрачный дом очень похож на тот, в котором много лет назад умерла его мать. В Мельбурнскую психиатрическую клинику Мелинду Чейз привезли после приступа белой горячки. А два дня спустя шестнадцатилетний Роберт приехал туда, чтобы забрать тело своей матери. И Чейзу кажется, что он вернулся в тот страшный день. Вот сейчас он перешагнет порог и молчаливая женщина в форме медсестры отведет его в палату, где на кровати лежит закрытая простыней фигура, где стоит резкий запах дезинфицирующих средств, который с тех пор всегда будет ассоциироваться у него со смертью.
Кэмерон пока ничего об этом не знает. Однако она понимает, что ее мужу плохо и что он нуждается в ее поддержке. Она обнимает его за плечи (для этого она чуть приподнимается на носках) и ведет к двери, шепча:
- Все в порядке, Роберт, не волнуйся.
Кэмерон чувствует, что напряжение немного спадает, когда они заходят в просторный холл. В этом светлом помещении нет ничего мрачного и давящего. За регистрационной стойкой, такой же, как в их госпитале, висит картина, занимающая почти всю стену. На ней изображены маленькие мальчик и девочка, сидящие на песчаном морском берегу. От картины (написанной, вне всякого сомнения, очень талантливым художником) веет умиротворением. Видимо, это благотворно действует на натянутые нервы наших молодоженов. По крайней мере, восковая бледность постепенно сходит с лица Чейза. «Слава Богу», думает Кэмерон, подходя к стойке. Им навстречу поднимается смуглая женщина с гладко причесанными волосами. На бейдже, приколотом к синей блузке, стоит ее имя: «Аманда Дин». Она приветливо улыбается, спрашивает, чем может помочь. Чейз объясняет ей, для чего они пришли. При этом он по-прежнему держит Кэмерон за руку, перебирая ее пальцы. Сестра Дин звонит по внутреннему телефону, ищет врача, с которым Кэмерон говорила утром.
- Доктор Гордон сейчас спуститься и проводит вас к пациенту. – говорит Аманда
Дин, с симпатией глядя на молодых людей. «До чего же красивая пара», думает она. «И сразу видно, что души не чают друг в друге». Кэмерон и Чейз благодарят миссис Дин и, в ожидании доктора Гордона, осматривают просторный холл клиники. Он почти пуст, только у подножья широкой лестницы стоят двое людей в халатах и тихо разговаривают. Здесь вообще очень тихо, только откуда-то сверху доносится приглушенная музыка. Что-то классическое.
- Брамс, - безошибочно определяет Чейз.
- Совершенно верно. – подтверждает глубокий баритон. Кэмерон и Чейз
одновременно оборачиваются и видят невысокого мужчину в очках.
- Трент Гордон, - представляется он, крепко пожимая руку сначала Кэмерон,
потом Чейзу. Все трое идут к лифту.
- Вообще-то посетителей обычно принимают в специальных комнатах. У нас их
несколько, - поясняет доктор Гордон пока лифт поднимается на третий этаж, - Но если пациента это не устраивает...
Кэмерон и Чейз незаметно переглядываются. Разумеется, ТАКОГО пациента, как Хаус, не могут устраивать общепринятые правила. О нет, только не его.
Лифт останавливается. Они идут по коридору, такому же тихому и светлому, как холл. Картины на стенах, свежие цветы в изящных вазах, узорный паркет на полу. Все это больше напоминает высокоразрядный отель, чем психиатрическую лечебницу. Если бы не решетки на окнах, иллюзия была бы полной. Хотя и решетки здесь выглядят легкими, почти декоративными. Все это Кэмерон отмечает почти бессознательно, потому что ее мысли заняты предстоящей встречей. Судя по тому, как крепко Чейз сжимает ее руку (все это время он ее не выпускал), он волнуется не меньше нее. А может быть и больше. Ведь за то время, что они провели вместе, Кэмерон узнала о Чейзе много такого, о чем она раньше и не подозревала. Так, например, ей стало известно, каково истинное отношение Чейза к Хаусу. Безмерное уважение и восхищение, граничащее с поклонением. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что Чейзу далеко небезразлична судьба его экс-босса. Между тем их провожатый останавливается перед дверью в самом конце коридора. Высокой дверью светлого дерева, ничем не отличающейся от других дверей. На маленькой металлической табличке поблескивают выгравированные цифры: 17. Палата номер семнадцать.
- Я, конечно же, предупредил доктора Хауса о посетителях (про себя Чейз отмечает, что и здесь Хауса называют доктором. Хороший знак.). – Трент Гордон кажется слегка смущенным. – Но я не сказал ему, кто именно хочет его видеть. Меня попросил об этом…
- Доктор Уилсон, - заканчивает за него Кэмерон и врач кивает.
- Совершенно верно. Я склонен считать, что доктор Уилсон знает своего друга лучше, чем кто-либо другой. Поэтому я всегда прислушиваюсь к его мнению. На этом основывается мой метод.
И Чейзу, и Кэмерон, разумеется, хочется узнать побольше о методе доктора Гордона, но сейчас им не терпится переступить порог этой комнаты (палаты) и увидеть ее обитателя. Чейз осторожно стучит в дверь, потом нажимает на ручку и дверь бесшумно распахивается. Доктора Гордона уже нет – он тактично удалился. А Кэмерон и Чейз, наконец, заходят в палату номер 17, с недавних пор ставшую жилищем Грегори Хауса.

Добавлено (21.07.2009, 18:33)
---------------------------------------------
После светлого коридора полумрак, в который погружена комната, кажется им настоящей тьмой. Однако глаза быстро привыкают к скудному освещению. За несколько секунд взгляд Чейза охватывает довольно просторную комнату, больше напоминающую номер в отеле, чем больничную палату. Плотные шторы на окнах задернуты, именно поэтому здесь так темно. Круглый столик, кресло, телевизор, два стула, стенной шкаф, кровать... а на кровати, прислонившись к стене и положив одну ногу на круглый пуф...
- Если вы тоже галлюцинации, лучше скажите сразу.
Чейз едва слышно вздыхает, но в этом вздохе слышится облегчение. Голос не изменился... ну... ПОЧТИ не изменился.
- Хаус, здравствуйте. Мы... – Кэмерон замолкает на секунду, - мы так рады видеть
вас.
Кэмерон говорит чистую правду – они действительно рады... вот только Хауса они практически не видят. Разе что его темный силуэт на фоне стены. Со стороны кровати доносится короткий смешок.
- Еще бы, вы сейчас рады всему на свете. Даже кирпич вам покажется даром
Божьим, голубки-молодожены. Кстати, как мне теперь тебя называть, а, Кэмерон? Чейз номер два?
- К чему менять старые привычки? Я – Кэмерон, он – Чейз, вы – Хаус. – Кэмерон
делает несколько шагов вперед и останавливается совсем рядом с кроватью. И Чейз, который по-прежнему держит свою жену за руку – тоже. Вот теперь, несмотря на сумрак, они видят того, кто полусидит на кровати. Хаус, в рубашке с расстегнутым, смятым воротником, в джинсах. Вот только кроссовок на нем нет, одни носки.
- Не возражаете, если я впущу сюда немного света? – это первые слова, которые
Чейз произносит, обращаясь к Хаусу.
- Возражаю. Я больной человек и вы должны мириться с моими прихотями, -
говоря это, Хаус осторожно меняет положение ноги на пуфе. И молодые люди явственно слышат шипящий вздох – звук такой, словно струя воздуха выходит из резинового мяча. Супруги обмениваются взглядами. Ясно, как Божий день, как солнечный свет, которому нет доступа в эту комнату. Прощай, викодин – здравствуй, боль, дикая, постоянная, немыслимая. Чейз с трудом сглатывает тугой ком, сдавливающий горло. Господи...
- Ладно, раз уж вам так не нравится сидеть в потемках, разрешаю включить вон ту
лампу. Когда еще мне представится случай увидеть супружеское счастье во плоти!
« В этом весь Хаус. Он будет шутить и у дьявола на вертеле», думает Чейз, включая
миниатюрные бра на стене. Света они прибавляют немного, но все же достаточно для того, чтобы увидеть перемены. Потом Кэмерон скажет себе, что увидели они даже больше, чем достаточно. Может ли человек измениться за какие-то пять-шесть дней? Доктор Грегори Хаус на собственном примере доказал, что да, может измениться. И сильно. Морщины на лбу, в уголках глаз и возле губ теперь напоминают глубокие ущелья. Кожа кажется бледной, почти прозрачной, словно из-за недостатка солнечного света. Белки глаз испещрены багровыми прожилками, эта краснота как бы скрадывает яркую синеву радужки. Волосы на висках и надо лбом стали совершенно седыми, на похудевшем лице резче выступили скулы. А выражение глаз... Откуда-то из дальних закоулков памяти выплывает непрошенный образ – огромный лев в слишком тесной для него клетке. Взгляд несчастного зверя – жуткая смесь отчаяния, боли и, как ни странно, отрешенности. Чейз на секунду закрывает глаза, по телу пробегает зябкая дрожь. Он смотрит на жену – кажется, она едва сдерживает слезы. Однако оба прошли хорошую школу, в которой одним из основных предметов было умение контролировать свои эмоции. Поэтому Кэмерон улыбается в ответ на слова Хауса, заявляющего, что окольцованные врачи-коллеги – это катастрофа в пределах больничных стен.
- А ко мне вы пришли не иначе, как за родительским благословением? Очень
трогательно. – Хаус отрывает плечи и спину от подушки, колеблется несколько секунд, а потом поднимается с кровати. Чейз и Кэмерон в ту же секунду оказываются рядом с ним. И это очень кстати, потому что их бывший босс качается, как дерево, готовое рухнуть.
- Я вас не звал. Не трогайте меня, МАТЬ ВАШУ! – кричит Хаус и Чейз чувствует,
как ткань рубашки под его рукой пропитывается потом.
- Можете ругаться и орать, сколько вздумается, нас этим не проймешь, правда,
Кэмерон? – говорит Чейз, не обращая внимания на попытки Хауса оттолкнуть его. Возможно, в другое время он сделал бы это без особого труда. В другое время...
- Хаус, хотите сесть в кресло? Или на кровать? И поторопитесь с ответом,
потому что вы далеко не пушинка. – говорит умница-Кэмерон спокойным голосом.
- Дайте мне этот чертов костыль. Он под кроватью, - Хаус, наконец, прекращает
борьбу, тяжело опирается о плечо Чейза. Кэмерон тем временем достает из-под кровати «канадку», пришедшую на смену трости. Хаус выхватывает у нее костыль и, покачиваясь, идет к окну. Каждый шаг – взрыв боли.
- Боже мой, Чейз, - почти беззвучно шепчет Кэмерон.
Но вот Хаус опускается в кресло, стоящее возле зашторенного окна. Теперь он снова в тени. Может быть, так действительно лучше. Некоторое тишину в комнате нарушает только звук тяжелого, прерывистого дыхания. Кэмерон садится на краешек кровати и замечает в углу штатив для капельницы, а прямо над изголовьем – серую пластину с кнопками для вызова медсестры, подачи кислорода и так далее. «А в этом стенном шкафу, возможно, стоит набор для реанимации», думает она. Но это, конечно, маловероятно. Реанимационный набор можно с легкостью использовать для нанесения вреда... скажем, самому себе. Кэмерон снова окидывает взглядом комнату, такую уютную и спокойную. И только теперь замечает, что здесь нет ни одного острого предмета. Все углы закруглены, стены обиты каким-то мягким материалом, а оконные стекла, вероятнее всего, небьющиеся. Вполне комфортабельная и безопасная палата для психически больного человека. И Кэмерон опять чувствует неприятный холод в груди, под самым сердцем.

Добавлено (21.07.2009, 18:34)
---------------------------------------------
- В гости не ходят с пустыми руками, - доносится голос со стороны окна. Разве
возможно поверить в то, что этот холодный, язвительный голос принадлежит сумасшедшему?! – И любовь требует доказательств. Могли бы пронести сюда контрабандой бутылку виски...
- Угу, или пузырек с викодином, - отвечает Чейз с деланным смешком.
- Это женитьба на Кэмерон научила тебя язвительности?
- Нет, скорее долгий опыт общения с вами. – парирует Чейз. Совсем как в старые
добрые времена, когда жизнь еще не была такой странной...
- И все-таки, зачем вы явились? Пожалеть немощного, полоумного старика?
Выходка в твоем духе, Кэмерон. Да и в твоем тоже, Чейз. Не зря же вы так спелись. – голос Хаус прямо-таки сочится иронией. Однако искушенный слух его бывших подчиненных без труда различает в нем нотки тоски. Хуже того – безнадежности.
Из коридора доносится чей-то громкий, вроде бы рассерженный голос. Кричит женщина. Чейз различает звук быстрых шагов, крики затихают, мягко закрывается дверь где-то совсем рядом. Все.
- Моя очаровательная соседка. Обитает прямо за стеной, - популярно поясняет
Хаус, - Сексапильная штучка лет тридцати с хвостиком. Работает в каком-то сверхмодном журнале, незамужем. А еще она алкоголичка и клептоманка, страдающая манией преследования и анорексией невроза. Не женщина, а мечта психиатра!
- Да уж, - Кэмерон передергивает плечами.
- У нас тут вообще неплохая компания подобралась. Наркоманы, алкоголики,
шизофреники, неудавшиеся самоубийцы, параноики, - буднично перечисляет Хаус. – Комната для отдыха никогда не пустует, уж поверьте мне.
- Комната для отдыха? – переспрашивает Кэмерон, догадываясь, впрочем, ЧТО
имеет в виду Хаус.
- Так в здешнем высшем обществе именуют уютное помещение с мягкими
стенами, полом и даже потолком. На тот случай, если кто-то вдруг допрыгнет до потолка и попытается расколоть себе череп.
«Неужели Хаус уже успел там побывать?! Ведь прошло всего несколько дней!» Чейз приходит к выводу, что такое вполне возможно. Ведь это же Хаус!
- Ну да ладно, оставим в покое внутренние дела дурдома, поговорим лучше о вас,
здоровых и счастливых. Так какого черта вы заявились ко мне (прошу прощения за мой французский)? Оригинальное начало медового месяца!
- Хаус, если я скажу, что мы пришли, потому что вы нам дороги, вы ведь все
равно не поверите. Поэтому считайте, что я ничего не говорил. – Чейз смотрит на своего бывшего начальника в упор. Лицо Хауса по прежнему в тени, однако Чейзу почему-то кажется, что обычного выражения недоверия и скептицизма на нем нет. Во всяком случае, Хаус никак не отзывается на слова молодого врача. И все последующее время, которое Кэмерон и Чейз проводят в его палате, Хаус по большей части хранит молчание. Говорят его молодые коллеги – обсуждают последние новости госпиталя, вспоминают забавные случаи, имевшие место в практике команды Грегори Хауса. И постепенно палата (пусть и очень хорошая, но все же БОЛЬНИЧНАЯ палата) становится уютнее и светлее. Словно призраки, до сих пор обитавшие здесь, вдруг бесследно исчезли. Может быть, в этом есть немалая доля истины. По крайней мере, за все то время, что новоиспеченные супруги провели в лечебнице, вкрадчивый, насмешливый голос Эмбер ни разу не потревожил Хауса.
Хаус молчит, полуприкрыв глаза, вслушиваясь в негромкий разговор своих молодых коллег. Кэмерон смеется чему-то, Чейз присоединяется к ней. И Хаус чувствует, как уголки его губ приподнимаются. Он подносит руку к лицу, чтобы нащупать улыбку – так люди прикасаются к новой, непривычной одежде. Улыбка становится шире против воли и Хаус чуть поворачивает голову. Ему не хочется, чтобы его застукали с таким выражением лица. При этом он невольно меняет положение тела – и вдруг понимает, что боль в значительной степени утихла. Впервые за эти бесконечные дни, боль, доводившая его до безумия (какая ирония!), снижается до терпимого уровня. Хаус закрывает глаза, прислушивается к своим ощущениям. Так и есть. Как после двух или трех таблеток его знаменитой «дури». Невероятно.
- Эффект «чейзо-кэмерон», - бормочет Хаус, не замечая, что говорит вслух.
- Хаус, вы что-то сказали? – спрашивает Кэмерон. Хаус медленно приподнимает
веки, смотрит на ее лицо, такое знакомое, такое... Если бы в лексиконе Грегори Хауса существовало слово «родное» в самом теплом его понимании, он непременно применил бы его.
- Хаус, вам плохо? – Чейз в одно мгновение оказывается возле его кресла,
бережно берет за запястье, чтобы сосчитать пульс. Хаус отдергивает руку с недовольным возгласом.
- Вот только не надо разыгрывать роль сестры милосердия, Чейз. Тоже мне,
ангел-хранитель! – ворчит Хаус, но где-то в глубине души он действительно тронут этой заботой. «Мы приехали сюда, потому что вы нам дороги»... вот дьявол, а ведь это очень похоже на правду! А Чейз все еще стоит рядом, глядя на него с тревогой... до чего же непривычно видеть его в обычной одежде, а не в извечной униформе хирурга! «Видимо, сумасшествие делает меня сентиментальным. Интересно, что об этом думает Гордон?» А в следующую секунду Хаус решает, что научился передавать мысли на расстоянии – потому что в палате возникает Трент Гордон. Извиняющимся тоном он сообщает, что прошло уже два часа и что время для посещений истекло. И тут с Хаусом происходит нечто странное – он чувствует сожаление. Он чувствует... печаль? Его нежданные посетители собираются уходить... и вернутся они еще не скоро.
Гордон исчезает за дверью – смехотворная щепетильность! А Хаус пытается придумать, что бы ему такое выкинуть, дабы избежать момента прощания. Однако его изобретательность, похоже, взяла отпуск и отбыла в неизвестном направлении. Поэтому Хаус просто молчит, восседая на своем кресле, как... как чертов король Лир, этот старый безумец...
- Хаус, мы еще приедем к вам, можно? – робко спрашивает Кэмерон. – Как только
вернемся из путешествия.
Чейз тоже хочет что-то сказать, но боится, что голос подведет его, дрогнет в самый неподходящий момент. Он переводит взгляд на жену и видит, что у нее подозрительно блестят глаза. А из глубины кресла доносится едва слышный вздох. И молодым людям сразу становится ясно и понятно, что им нужно делать в эту минуту. Не сговариваясь, они подходят к своему экс-боссу и, не дав опомниться ни ему, ни себе, одновременно обнимают его. Выражение лица Хауса в этот момент (настоящий апофеоз!) достойно того, чтобы сфотогафировать его. Пожалуй, большей растерянности он не испытывал никогда в жизни. Он смотрит поверх двух светлых голов, прижавшихся к нему, вдыхает смешанный аромат духов Кэмерон и одеколона Чейза. Его руки по-прежнему лежат на подлокотниках кресла, хотя его так и подмывает поднять их, чтобы двойное объятие стало тройным... но такого он сделать не может. ПОКА не может. А оба молодых врача, повинуясь нахлынувшему на них чувству, просто стоят, обнимая того, кто им дорог. Того, кому они бесконечно благодарны. И, прежде чем разомкнуть объятия (магический круг объятий) Кэмерон прикасается губами к худой, заросшей щеке Хауса.
- Возвращайтесь, - шепчет она и Хаус чувствует горячую влагу на своем лице –
слезы, только не его, а Кэмерон. Чейз еще крепче обнимает своего невыносимого экс-босса, а потом опускает руки и делает шаг назад. Он украдкой смахивает со щек соленые капли, а когда поднимает голову, видит нечто совершенно невероятное – глаза Хауса тоже полны слез...

Несколько часов спустя...

Чернильная темнота за стеклом иллюминатора превращает его в зеркало. Чейз видит свое отражение и отражение жены, дремлющей у него на плече. Совсем скоро самолет приземлится в аэропорту Майами, где их ждет рай на Земле. Чейз знает, что эти чудесные две недели промелькнут, как один день, так всегда бывает. А еще бывает, что и один день тянется и тянется... как целый век. Наверное, в Майфелдской лечебнице время замедляет свой ход... а то и вовсе останавливается. Потому что это – ПЛОХОЕ время. Время призраков, время боли. Чейз тихо вздыхает, думая о палате номер семнадцать. Но ведь кое-что им все же удалось сделать, правда? К примеру, оставить там частичку своей любви... и надежды. Потому что пережить плохое время можно только с этими бесценными дарами.
- Только с любовью и надеждой... – тихо говорит Чейз.
- Ммм? – сонно бормочет Кэмерон, открывая глаза, - Что ты говоришь?
- Я говорю, что сегодня мы с тобой сделали кое-что очень важное, - отвечает Чейз,
целуя ее мягкие волосы. Кэмерон улыбается и кивает.

Самолет постепенно набирает высоту, унося своих пассажиров прямо к бесчисленным, сверкающим звездам.