Фан Сайт сериала House M.D.

Последние сообщения

Мини-чат

Спойлеры, реклама и ссылки на другие сайты в чате запрещены

Наш опрос

По-вашему, доктор Хауз сможет вылечится от зависимости?
Всего ответов: 12395

Советуем присмотреться

Приветствую Вас Гость | RSS

[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · FAQ · Поиск · RSS ]
  • Страница 41 из 41
  • «
  • 1
  • 2
  • 39
  • 40
  • 41
Модератор форума: _nastya_, feniks2008  
Форум » Фан-фикшн (18+) » Хауз+Уилсон » У АНГЕЛОВ ХРИПЛЫЕ ГОЛОСА. (будет макси лоскутного типа о хилсоне в Мексике он-лайн)
У АНГЕЛОВ ХРИПЛЫЕ ГОЛОСА.
LinksДата: Вторник, 09.11.2021, 22:57 | Сообщение # 601
Новичок
Награды: 0

Группа: Пациент
Сообщений: 5
Карма: 0
Статус: Offline
Спасибо вам огромное, hoelmes9494! Просто замечательный фик! Жалко, что всё заканчивается. (Или возвращается к исходной точке "Звонка"?) Хочется надеяться, что вы продолжите писать о Хаусе и Уилсоне.
 
hoelmes9494Дата: Среда, 10.11.2021, 09:08 | Сообщение # 602
фанат honoris causa
Награды: 0

Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
tatyana-ilina-61,Links, огромное спасибо, что откликнулись. Писать по-любому продолжу, потому что кое-что уже есть в задумках. Вопрос, здесь или на другом сайте. Но раз здесь читают( прямо от сердца отлегло biggrin ), значит, и здесь тоже.
Ну, и вот последняя выкладка:

Уилсон услышал его голос, стоя над унитазом, и поэтому прежде, чем смог подойти, прошло какое-то время. К тому же, поначалу он вообще не понял, что происходит. Голос прерывался, а услышанные слова показались сущей дичью. Что это за фигня? Шутка? Розыгрыш? Он звонит Кадди? Ну, да, зто очевидно. С известием о его, Уилсона, смерти…. Твою мать!
И, несклонный, в отличие от Хауса, долго и молча анализировать про себя, Уилсон этого делать и не стал. Просто шагнул в комнату, с ходу резко, обвиняюще спросил:
- Ты что творишь? – и щёлкнул выключателем…
И замер, приоткрыв рот. Потому что увидел глаза Хауса.
Не шутка.
Не розыгрыш.
Хаус выронил телефон…

Уилсон смотрел в расширяющиеся всё больше и больше прозрачно-голубые глаза Хауса и чувствовал, как в его собственной душе растёт – пухнет, вздымается, отращивает зубы и когти – банальный страх перед следующей минутой. Потому что в глазах Хауса он видел тоже нарастающую в геометрической прогрессии безумную, разрывающую его - убивающую его - запредельность. Такое жуткое смешение и нагромождение несовместимых, противоречивых, не выдерживающих присутствия друг друга чувств в другое время он и представить себе не смог бы. Но сейчас видел воочию в широко и насильственно распахнутых чем-то, очень похожим на ужас, глазах друга, и поэтому ощущал примерно то же, что ощущает инженер, стоящий над активным блоком ядерного реактора за мгновение до взрыва, и даже подумать боялся, что может ощущать сам ядерный реактор. Он даже уже хотел, чтобы наконец, рвануло, потому что ожидание сделалось совершенно невыносимо. А взрыва всё не было и не было. И он понимал, видел, что для Хауса и взрыв, и его отсутствие - равно смертельны. И выхода из этого пата не было. Потому что, судя по этому застывшему, стекленеющему взгляду, сердце его друга встало в диастолу и уже не может сократиться больше. Это было, как аура эпилептического припадка, но хуже, как последнее волокно, удерживающее рвущуюся аневризму, но всё равно хуже, как угасающая последняя здравая мысль на краю необратимого безумия – не факт, что для Хауса могло быть хоть что-то хуже этого, и всё-таки… всё-таки ещё хуже.
- Хаус… - сипло выдавил он несколько капель своего ужаса.
И Хаус взвыл. Это был не человеческий вопль – нутряной звериный вой – даже не особенно громкий, но жуткий в своём интонационном безумии. Вой существа, никогда и ничего общего не имеющего со второй сигнальной системой. Так выть могла бы ободранная и лишённая серого вещества подкорка. И – самое поганое – что вой не приносил ему никакого облегчения и не мог спровоцировать того взрыва, которого они оба уже жаждали. Рука Хауса сжалась в кулак и с размаху впечаталась в бедро, где под джинсовой тканью бугрился его знаменитый шрам. Даже захлестнутый безумием, Хаус оставался Хаусом и, пусть и почти без сознания, искал нужное раздражение, чтобы сломать этот жуткий пат, но боли было мало. И он бил снова и снова – с запрокинутой головой, с запаянным воем горлом.
Но прошло ещё несколько мгновений, прежде чем Уилсон бросился к нему и перехватил, наконец, эту руку, рявкнув:
- Тихо! А ну, перестань!
Хаус ещё попытался вырваться, но Уилсон уже понял, как надо действовать – он вцепился в Хауса, как клещ, повалил его опять на кровать, сковывая малейшее движение, обнимая, связывая собой, обволакивая, говоря – крича – прямо в ухо:
- Перестань! Прекрати! Это просто сон! Это не психоз! Ты надорвался! Просто надорвался! Перестань! Всё! Слышишь? Всё!
По сути, он действовал почти так же, как действовал прежде Хаус, гася его панику. И Хаус трепыхался под ним, как пойманная рыба, сопротивляясь, как сопротивляется навязанному движению человек в спутанном сознании, но выть уже не мог – его дыхание стало рваться, изламываться, сделалось отрывистым, громким, похожим на истеричный смех. И, наконец, сопротивление резко ослабло – Хаус разрыдался, уже не отталкивая, а цепляясь за него.
Уилсон перевёл дыхание – самое страшное миновало. Реактор рванул, теперь можно было заливать огонь, проводить дозиметрию, устранять последствия.
Плакать Хаус совершенно не умел – это ведь тоже своего рода искусство, требующее практики, а у Хауса практика эта стремилась к нулю, и получались у него какие-то беспорядочные судорожные взлаивания, и его подбрасывало и колотило в них, как от разрядов электрошокера. Но это было хорошо, куда лучше, чем жуткий пат. Тяжело, болезненно, ломая русло и протаскивая с собой камни, но то невыносимое напряжение, которое он копил полгода, пока рассудок мог выдерживать, теперь выливалось во вне, принося облегчение. Долго. Настолько долго, что Уилсон успел совершенно успокоиться – сел прямее, не выпуская бьющегося в истерике Хауса из объятий, и принялся слегка раскачиваться вместе с ним, как бы баюкая, ловя ритм его сердца, подлаживаясь под него и повторяя нараспев, как ребёнку:
- Ну, всё-всё-всё… ну, всё-всё-всё… чш-ш…
И всё равно, прошло ещё не меньше пяти минут прежде, чем судорожные рыдания Хауса начали утихать, сменяясь спокойным освобождающим плачем. Тогда, сочтя его уже ограниченно-вменяемым, Уилсон повторил свой довод:
- Это не психоз. Ты просто надорвался.
- От…ку….да ты…? – он не мог говорить – многоэтажные всхлипы сотрясали его, лишая дара речи.
- Тише… - Уилсон попытался было почти привычно запустить руку Хаусу в волосы, но коснувшись его виска, нахмурился и уже всей ладонью плотно взялся за лоб:
- Слушай, да у тебя же жар! Чёрт! Я же это ещё в больнице заметил, а потом с этим Коста Бола… тебя же весь вечер знобило, да? И молчал – хоть бы жаропонижающее принял.… Ну, всё-всё, тише, успокаивайся… - он стал гладить его по голове, прижимая руку плотно и настойчиво, как гладят собак, словно это могло помочь прекратить эти рваные безудержные всхлипы, всё ещё сотрясающие тело Хауса, а заодно и стереть повышенную температуру. Его футболка уже всё равно промокла и сделалась скользкой там, где он прижимал голову Хауса к себе – неловко, одной рукой, он стащил её через голову и, выбрав место почище, ею же стал вытирать со щёк и подбородка Хауса слёзы и сопли.
И Хаус даже не пытался протестовать – расслабленный, податливый, непохожий на самого себя, он просто полулежал, прислонившись к плечу Уилсона – впервые за последние полгода практически беззаботно и бездумно отдыхая, почти в эйфории, затопленный эндорфинами от состоявшегося, наконец, взрыва своего перегревшегося реактора. Слёзы вынесли всю отраву бессонницы, тревоги, страха, ответственности, сострадания, бессилия. Смерть Уилсона оказалась иллюзией, а сам Уилсон был рядом - живой, тёплый, лысый, с добрыми и виноватыми глазами спаниеля, заботливый, сочувствующий, получивший свою отсрочку, и можно было сделать паузу, расслабиться, отдохнуть, чтобы потом с новыми силами снова кинуться в битву. Ему не хотелось щетиниться, не хотелось ничему сопротивляться – и то, что Уилсон щупает его лоб восхитительно прохладной ладонью, ерошит ему волосы и даже вытирает его лицо своей футболкой, было приятно. Когда-нибудь потом он снова начнёт отстаивать свою независимость и в такой же ситуации больно хлопнет по протянутой к нему руке. Но не сейчас. Не такая минута…
- За всю жизнь наревелся, - признался он Уилсону, вздрагивая, и снова захлебнулся всхлипом, почему-то перешедшим в зевоту. Глаза горели от слёз – он их закрыл. И действительность сразу начала предательски ускользать, но мозг швырнул контрольный импульс, и он сильно вздрогнул.
- Спи-спи, - сказал Уилсон. – Всё в порядке. Я здесь.
И всё-таки ещё не всё было закончено, чтобы просто уснуть.
- Я сказал Кадди, что ты умер, - без выражения проговорил Хаус, не открывая глаз.
- Я понял.
- Потому что я сам был уверен, что ты умер.
- Я понял. Успокойся…
- Она сказала, что вылетает.
Рука Уилсона, продолжающая размеренно, но уже не настойчиво – легко - скользить по его волосам, замерла:
- Куда?
Хаус вдруг засмеялся, снова пугая его этим смехом.
- Чему ты? – резко спросил он.
- Собственной наивности. Вообразил себе, что…
- Что? – быстро спросил Уилсон.
- Ничего. Она сказала, что вылетает, но не спросила, куда. Мексика большая. Я сказал, что уже через десять минут она передумает. Я ошибся. Она передумала ещё до того, как это пообещала.
- И хорошо. Меньше проблем, - безжалостно сказал Уилсон. Помолчал и добавил: - Но ты расстроился… Ты всё-таки не хочешь жить совсем без неё, и не хочешь, чтобы она жила совсем без тебя – когда подумал, что остался один, позвонил не Чейзу, не своей матери – ей. Потому что она значит для тебя больше, чем ты признаёшь.
- Нет, это потому что ты мне проел плешь этим своим: «позвони Кадди, когда я умру». Оно впечаталось мне в мозг и проникло в подсознание. Как императив. Ты меня запрограммировал. Я тут ни при чём. Мне приснилось, что ты умер, а когда я проснулся, моё сознание было ещё фактически отключено, как при приступе сомнамбулизма, поэтому сон для меня как бы ещё продолжался – ты же сам видел, как это было. Во сне работает подкорка, кора такие вещи не контролирует, и поэтому я позвонил. Расценивай, как снохождение.
Уилсону не хотелось больше спорить – Хаус, слава Богу, успокоился, и пререкался теперь на привычной физиологической почве. Это было хорошо. И, чтобы сменить тему, Уилсон нерешительно предложил:
- Может, всё-таки дать тебе жаропонижающее?
- Субфебрильную температуру не снижают до диагноза, эскулап.
- Знаю я твой диагноз: нервная горячка плюс «мне не хватает качественного гидроксикодона». Ладно, спи. Это всё от усталости – вот и спи.
- Не отходи далеко, - тихо попросил Хаус.
- Ночь кромешная. Куда мне отходить? Я сам спать буду. А тебе давай всё-таки уколю коктейльчик. Без тяжёлых препаратов, даже не надейся. Я же в этом деле ас.
И нарвался на каламбур, где Хаус в своём стиле быстро и виртуозно связал и аса, и эскулапа и некую часть тела. Но Уилсона это только обрадовало. Слава Богу, кажется, всё, действительно, обошлось.
Он прилёг рядом с Хаусом на свою кровать, снова сдвинутую вместе с его, так и не надевая другой футболки и не выключая свет, и Хаус, не сумевший отвертеться от «коктейльчика», очень быстро заснул, слушая его дыхание.
А проснулся от телефонного звонка. Звонила Кадди. Уже из аэропорта, где её как раз только и осенило, что куда, собственно, лететь, она не знает. Но главное было не это. Главное было то, что она реально всё бросила – гостей, мужа, дочь – и рванула ему на помощь. Что было ей сказать: «извини, я пошутил» или «да нет, я просто тут слегка спятил – ну, ты помнишь, как это у меня бывает»? И то, и другое, представлялось плохим вариантом, и он просто машинально отвечал и тянул время, пока не понял, что она нажала «отбой», и что она, действительно, вылетает вот прямо сейчас, сюда, к нему. И тут же разбуженный разговором Уилсон так стукнул его по руке, что многострадальный телефон опять из неё вылетел и брякнулся на пол:
- Ты что творишь? – кажется, их обоих накрыло общим «дежа-вю», и Уилсон замотал головой в стиле: «нет-нет, не верю, не может быть». – Нет, Хаус, ты всё-таки, правда, сволочь! Ладно, то, что ты меня похоронил – пусть, так вышло, ты в этом не виноват. Но взять - и оставить всё, как есть, как будто всё идёт по плану, хотя сам даже не собираешься…. Или, наоборот, собираешься? Послушай, она же правда прилетит, она же этим поступком не только тебе – и себе окончательно жизнь сломает. Ты же нелегал. Она станет соучастницей, если тебя не сдаст. А если сдаст…Нет, ты же не… Постой! Думаешь, он… думаешь, Триттер это проглотит так просто? А Рэйчел? Рэйчел с ним, она к нему привыкла. Как они вообще потом…
- Интересно, - Хаус осторожно потёр отбитое запястье и скорчил рожу, - о её половой жизни ты, значит, печёшься. А моя половая жизнь, значит, должна страдать от того, что ты не помер вовремя? Ты же этого сам добивался с упорством хомяка: «позвони ей, позвони ей» – передразнил он. – Сам и виноват.
Уилсон хлопнул губами, не сразу найдясь с ответом. Но быстро очухался. Чернильный аппарат каракатицы-Хауса, похоже, восстановился и исправно заработал, и надо было срочно менять тактику дискуссии. Хотя… если внимательнее присмотреться… если не повторять своих прошлых ошибок…
- Ты кретин, если рассчитываешь, что после её прилёта сюда у тебя случится хоть один эпизод половой жизни, - машинально проговорил он. - Честно говоря, мне даже тебя немножко жалко. Она тебя уничтожит. Причём, не сдаст, скорее всего – она не такая. Съест. Маленькой ложечкой, как десерт. И, пока ест, будет приговаривать…
- Нет, но я же не хочу без неё жить – твои слова? – перебил Хаус, и уже другим тоном, сбавив голос до совсем тихого: – Ну, а что мне было делать?
Всё встало на свои места.
- Тьфу! – Уилсон перевёл дыхание, выдержал паузу и, склонив голову чуть набок, спросил – сочувственно, даже почти с болью:
- Ты просто не смог сказать ей?
Хаус, сразу стихший и помрачневший, молча покачал головой.
- Ну, ладно. Куда она прилетает?
- В Лос-Сантос, наверное – это ближайший аэропорт, принимающий пассажирские рейсы.
- Во сколько самолёт?
- Откуда я знаю?
Уилсон встал и как-то задумчиво, но решительно начал одеваться.
- Ты куда?
- Встречу её…
- Как встретишь?
- Элементарно. Позвоню, закажу такси до Лос-Сантоса, узнаю, когда рейс из Нью-Йорка… и встречу.
- Зачем?
- Ну, для начала, чтобы она сама увидела, что я пока жив. Или ты думаешь, это лишнее? Поговорю с ней…
- О чём?
- О тебе, конечно.
- Зачем?
Уилсон нырнул головой в чистую футболку:
- Ну, хотя бы, чтобы она тебя сразу не убила.
- Уилсон…
- Что? – он высунул голову из горловины, как вылупившийся птенец. Хаус смотрел пристально, в его глазах копилась грозовая синева.
- Не говори ей.
- Что? В смысле «не говори»?
- Не говори ей, - повторил Хаус, и Уилсон с беспокойством увидел, что уже похороненный под толстым свинцовым саркофагом ядерный реактор вполне ещё способен на фортель.
- Хаус…. Теперь она уже всё равно доберётся сюда, и тогда ты…
- Не говори ей! – свинцовый саркофаг опасно прогнулся.
Уилсон замолчал. Теперь они просто смотрели друг другу в глаза, и видели в зрачках друг друга отражение пережитого за эти недели и месяцы ада. Ад накладывал свои обязательства. Без их соблюдения он бы просто не отпустил.
- Хорошо, - сдался Уилсон и потянулся за ветровкой.
- Что «хорошо»?
- Я не скажу ей правды.
Но он всё равно продолжал одеваться, явно не отказавшись от своего намерения.
- А что скажешь? – спросил Хаус.
- Что-нибудь совру. Придумаю, что сказать. Выставлю тебя гадом, как ты любишь, - добавил он, чуть улыбнувшись. Опустился на колено, зашнуровывая кроссовки. Хаус сидел на кровати, сжав губы. Свинец саркофага медленно остывал, и глаза Хауса светлели.
- Уилсон… - наконец, снова подал голос он.
Уилсон поднял голову – взглянул вопросительно.
- Это были самые жуткие несколько мгновений. Когда я думал… знал, что тебя нет. Я…я найду средство. Ты не умрёшь.
- Хорошо, - кивнул Уилсон и принялся зашнуровывать другую кроссовку.
- Ты мне не веришь?
Это было опять тревожно, это было не по-Хаусовски, но Уилсон уже устал бояться. Может быть, действительно, стоило просто поверить?
Он завязал на шнурке аккуратный бантик и выпрямился. Но Хаус продолжал смотреть вопросительно.
- У меня ещё есть время, - сказал Уилсон, глядя ему в глаза. – У нас обоих. Я пошёл.
В вестибюле гостинице он разбудил сонную девушку на рецепшен и попросил дозвониться до справочной аэропорта Лос-Сантос, чтобы узнать, когда будет утренний рейс, и заказал такси.
На улице было ещё темно, но чувствовалось, что ночь идёт на убыль – в углу стоянки, где автозаправка, уже кто-то возился с совком и метёлкой, убирая мусор перед открытием отеля. Снова похолодало. Ветер с залива порывами, как прохладными пальцами, забирался под воротник, щекотал лысую голову – он нарочно не надел бейсболку, чтобы Кадди сразу увидела его таким. На рекламном щите у автостоянки Санта-Клаус сменил хобби – он уже не объезжал дельфинов, а играл на дудочке улыбчивой кобре с красным колпачком на голове, высовывающейся из корзины с надписью «2013». И Санта, и кобра - тоже от ветра, что ли – помигивали, тихо мерцая неоном. Уилсон переступал с ноги на ногу, топчась на месте. Он волновался – очень сильно волновался, как это бывает, когда собираешься встретиться с прошлым, с которым уже как-то распрощался, тем более по такому поводу, как рак и предсказанный конец. К тому же, нужно было придумать обещанное Хаусу враньё, чтобы Кадди и поверила, и не очень разозлилась. Что-нибудь такое, чего, она, в принципе, может подсознательно ожидать от Хауса. Нужно упереть на инфантильность Хауса, на его неистребимое тинейджерство. Кто, в конце концов, сказал, что это – плохо?
Он снова словно увидел перед собой Хауса подростком: ещё не начавшие редеть клочкастые кудри, голубые глаза, пёстрая рубашка с названиями рок-групп, джинсовые шорты, плетёные сандалии, красный велосипед, ссадина на остром мальчишеском колене. Хранитель…
Тихо урча, подкатил мотор.
- Лос-Сантос, - сказал Уилсон, открывая дверцу. – Аэропорт.
И тут его словно толкнуло – оказалось, он не просто так вдруг снова представил себе подростка-Хауса - он и в самом деле видел его в круге света от фонаря. Тот, схваченный им боковым зрением работник, что возился с метлой и совком у автозаправочной колонки, как раз и оказался его знакомый подросток, который, похоже, подрабатывал ещё и уборщиком, и как только такси подъехало, метнулся к нему с тряпкой протереть стекло.
Сейчас никаких иллюзий быть не могло: живой мальчишка, даритель раковин, бросатель снежков, донор костного мозга, продавец шляп и ездок на велосипеде вдоль пляжа.
- Се ва, сеньор? Бон вояж! – мальчик услужливо захлопнул за ним дверцу, отсалютовал двумя пальцами и отступил, чтобы снова, как всегда, исчезнуть, оставив таинственную недосказанность.
Водитель поставил ногу на педаль.
- Эй, постой! Эспера! – Уилсон почувствовал, что просто не может этого так оставить. – Кйин эрес ту? Комо те йамас?( кто ты? как твоё имя?).
Сначала он подумал, что мальчик ничего не ответит, потом подумал, что если и ответит, его имя будет созвучно с именем Хауса, окончательно завершив этим круг мистических совпадений – что-нибудь вроде Грегорио, Джорджио, Джордано.
Но он ошибся. Мальчик широко улыбнулся и назвал себя:
- Хьюго, - и добавил: - Хью.
Как птица свистнула…

The end.


Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Среда, 10.11.2021, 09:25
 
tatyana-ilina-61Дата: Пятница, 12.11.2021, 11:10 | Сообщение # 603
Окулист
Награды: 0

Группа: Персонал больницы
Сообщений: 148
Карма: 56
Статус: Offline
Ещё раз повторю, что весь фик просто замечательный, много сильных сцен, и, конечно, вот эта со "взрывом реактора" Хауса – одна из самых-самых...
Финал тоже удался, мальчик, который сам по себе как персонаж-рефрен – гениальная идея, должен был опять появиться, что он и сделал, и наконец мы узнали его имя.
Я, честно говоря, тоже ожидала чего-нибудь вроде Грегори, раз уж второй мальчик – Иаков, но Хьюго – это вообще чудесно!
Цитата hoelmes9494 ()
Мальчик широко улыбнулся и назвал себя:
- Хьюго, - и добавил: - Хью.
Как птица свистнула…
– ну прелесть же!

Тёплая и восхищённая благодарность, hoelmes9494, за титанический труд всем нам на радость (я думаю, что читают многие, просто не могут написать, потому что по каким-то причинам не могут зарегистрироваться на форуме).

Будем читать-перечитывать и ждать новых творений!
Здоровья, вдохновения и удачи АВТОРУ!

first flowers heart
 
hoelmes9494Дата: Суббота, 13.11.2021, 16:30 | Сообщение # 604
фанат honoris causa
Награды: 0

Группа: Персонал больницы
Сообщений: 4345
Карма: 6358
Статус: Offline
Спасибо всем! heart
Анонсирую новый фик по вселенной "Больницы" - не хотела больше трогать ту вселенную, но уж больно тема подвернулась козырная. Думаю. через неделю другую начну выкладку - так же, фрагментами.
А этот фик выложу на прозу, как обычно и делаю, уже начала. но на этот раз частями - большой. smile


Путь к сердцу мужчины лежит через торакотомию. Всё остальное - ванильная ересь.

Сообщение отредактировал hoelmes9494 - Суббота, 13.11.2021, 16:30
 
Форум » Фан-фикшн (18+) » Хауз+Уилсон » У АНГЕЛОВ ХРИПЛЫЕ ГОЛОСА. (будет макси лоскутного типа о хилсоне в Мексике он-лайн)
  • Страница 41 из 41
  • «
  • 1
  • 2
  • 39
  • 40
  • 41
Поиск:



Форма входа

Наш баннер

Друзья сайта

    Smallville/Смолвиль
    Звёздные врата: Атлантида | StarGate Atlantis - Лучший сайт сериала.
    Анатомия Грей - Русский Фан-Сайт

House-MD.net.ru © 2007 - 2009

Данный проект является некоммерческим, поэтому авторы не несут никакой материальной выгоды. Все используемые аудиовизуальные материалы, размещенные на сайте, являются собственностью их изготовителя (владельца прав) и охраняются Законом РФ "Об авторском праве и смежных правах", а также международными правовыми конвенциями. Эти материалы предназначены только для ознакомления - для прочих целей Вы должны купить лицензионную запись. Если Вы оставляете у себя в каком-либо виде эти аудиовизуальные материалы, но не приобретаете соответствующую лицензионную запись - Вы нарушаете законы об Интеллектуальной собственности и Авторском праве, что может повлечь за собой преследование по соответствующим статьям существующего законодательства.