Добавлено (23.01.2012, 15:25)
---------------------------------------------
В тот вечер она приехала в «Старбрайт Динер» в одиннадцать и села за стойку.

— Что будете заказывать, милочка?

— Чашку кофе, и мне нужно поговорить с доктором... с Хаусом.

— Вы имеете ввиду Грега? — спросила официантка. — Повара?

— Да, — ответила Кадди.

— Он вообще-то занят, но я попробую его позвать. Как, вы сказали, вас зовут?

Она еще не успела ответить, когда Хаус прошел через вращающуюся дверь, вытирая руки о тряпку.

— Ее зовут Кадди, — сказал он. На нем была серая фланелевая кепка как у газетчика, белая футболка и белый передник, забрызганный жиром. — Доктор Лиза Кадди.

— Мы можем поговорить? — спросила она.

— Что ты здесь делаешь, Кадди? Я думал, что мы должны держаться подальше друг от друга, верно? Разве не таков был план?

— Мне нужна твоя помощь... с диагнозом.

У Кадди в руках была карта Рейчел, которую она резко сунула ему.

— Ты же знаешь, что я больше этим не занимаюсь, — он протянул карту обратно.

— Я знаю... это Рейчел.

— Рейчел?

Забеспокоившись, он снова взял папку, открыл и начал читать.

— Я так понимаю, твой дом проверили на токсины, — спокойно произнес он.

— Ей стало хуже с тех пор, как я привезла ее в больницу, — рассказала Кадди.

— А наследственные факторы? Вы смотрели карту ее биологической матери?

— Конечно.

Официантка перевела взгляд на Хауса:

— Подожди? Ты — врач.

— Был, — ответил Хаус. — В другой жизни.

Из-за какого-то столика послышался голос посетителя:

— А в этой жизни ты повар. Где мой омлет?

Хаус нервно взглянул на него.

— Кадди, моя смена заканчивается в час ночи. Оставь мне карту, и я прочитаю ее внимательнее, когда закончу, хорошо?

Она кивнула и сморгнула слезу.

— Спасибо, Хаус.

***

Должно быть, он всю ночь сидел над картой, потому что позвонил ей в 5:23 утра.

— А мать Рейчел когда-нибудь проверяли на болезнь Гастингса?

— Гастингса? Нет, не думаю.

— Проверь Рейчел, — сказал Хаус. — И перезвони мне.

Она бросилась в больницу. Рейчел сделали тесты, и, конечно же, он оказался прав. Редкий ген синдрома передался от матери плоду и «спал» в ребенке на протяжении пяти лет.

Это было серьезно, но излечимо курсом стероидов, так что Рейчел обязательно поправится.

Кадди почувствовала, как ее накрывает волна облегчения и благодарности.

Через несколько часов, когда диагноз подтвердился, она перезвонила ему. Он ответил после пятого гудка. Фоном она слышала какие-то голоса, смех, стук кастрюль и сковородок — звуки работающего ресторана.

— Ты был прав. Это оказался Гастингс, — сказала она.

Он вздохнул.

— Слава Богу. — Она еще никогда не слышала, чтобы он упоминал бога иначе, чем с издевкой.

— Хаус, я... я не знаю, как тебя отблагодарить.

— Забудь об этом. — И повесил трубку.

****

Через неделю она решила пойти поужинать, чтобы поблагодарить его лично, но у него был выходной. Официантка дала ей адрес Хауса.

В этом районе Кадди почти не бывала — не лучшая часть города.

Идя по лестнице, она чувствовала запах готовящейся еды — что-то с карри и рисом — и слышала плач младенца. Добравшись до пятого этажа, она сразу поняла, какая дверь ведет в его квартиру, потому что услышала звуки джаза, вырывающиеся из колонок.

Казалось, что она простояла возле его двери вечность. Наконец, она набралась смелости и постучала, а сердце в ее груди бешено колотилось.

На нем были джинсы и знакомая оксфордская футболка, которая теперь висела на нем слишком свободно. Он по-прежнему выглядел худым, почти тощим. И ему очень нужна была стрижка.

— Как ты нашла меня? — удивился он.

— Официантка из «Старбрайт».

— Так значит... ты зашла посмотреть, как живет другая половина общества?

Через его плечо ей удалось заглянуть в небольшую квартирку. Очень спартанская обстановка. Диван-кровать, маленький коврик, телевизор. Пианино не было. Кадди вдруг стало интересно где оно: где-то хранится или ему пришлось заложить инструмент.

— Я пришла еще раз тебя поблагодарить, — сказала она. — Рейчел уже намного лучше. Она уже дома.

— Хорошо, — ответил он. — Я бы послал ей подарок, но, ты же знаешь, она думает, что я умер.

Кадди проигнорировала это замечание.

— Я хочу сказать тебе еще кое-что. Можно войти?

— Больше меня не боишься? — многозначительно произнес он.

Она вспомнила тот момент в тюрьме, когда он хотел ее коснуться, но она отшатнулась.

— Нет, я не боюсь тебя, Хаус.

— Хорошо.

Он отошел в сторону и жестом пригласил ее войти.

— Я посуду мою, — объяснил он и похлопал по табуретке. — Присаживайся.

— Я могу ее помыть, — сказала она. — Ты же целый день на ногах.

— Я в порядке, Кадди, — отрезал он. Он врал. Она снова заметила, что он еще сильнее хромает. Он едва мог ступить на ногу.

Он предложил ей стакан мутной воды из-под крана, и она приняла его.

— Я должна кое в чем признаться, Хаус, — проговорила она, наблюдая, как он работает.

— В чем?

— Я сказала Дугу Уэстингу не брать тебя на работу. Это из-за меня ты не получил место в лаборатории.

— Я так и понял.

— Да?

— У тебя много друзей, Кадди. Они далеко не доброжелательно относятся к человеку, который пытался тебя убить.

— Дуг прямо спросил меня и я сказала не брать тебя.

Хаус пожал плечами.

— И что? Я не заслуживал той работы, — сказал он.

Он пытался справиться с особо присохшим жирным пятном на железной кастрюле и мышцы на его руке напряглись.

Она наблюдала за ним.

— Ты принимаешь какие-то лекарства от боли? — наконец спросила она и нехотя глотнула воды из стакана.

— Нет, — ответил он. — Мне нравится боль. Она чистая... она очищает.

— Это глупо, — заметила Кадди. — Тебе ли не знать, как врачу.

— Бывшему врачу, — поправил он.

Кадди уставилась на него, не веря своим ушам, и наконец сказала:

— Хаус, да что с тобой такое происходит? Ты едва похож на человека, которого я знала.

— На какого человека? — спросил Хаус. — На твоего «свихнувшегося бывшего любовника», как ты выразилась? На маньяка-убийцу, который на тебя покушался?

Он не смотрел ей в глаза. Вместо этого он продолжал тереть пятно, как будто это была самая важная проблема.

— Может быть, пришло время прекратить себя наказывать, Хаус. В тот вечер никто не умер.

— Вообще-то, умер.

Значение его слов медленно доходило до них обоих.

Она не могла поверить, что ей его жаль. Не могла поверить, что ей хочется обнять его и утешить. Не могла поверить, что ей всё ещё не наплевать.

Она встала, подошла к нему и взяла за руку.

— Хаус, хватит. Ты уже отсидел свое. Всё кончено. Ты спас жизнь ребенку, моему ребенку. Мы квиты. Я тебя прощаю.

Он не взял ее ладонь в свою, но и свою руку не забирал.

— Спасибо, — произнес он. — Но я не прощаю себя.

— Я хочу, чтобы ты снова пил обезболивающее, и я позвоню Дугу Уэстингу. Может быть, у него в лаборатории еще есть вакансии. Ты напрасно теряешь свой дар. С моей стороны было очень эгоистично лишить тебя этой работы.

— В этом нет смысла, Кадди, — сказал Хаус, закончив мыть посуду и принявшись ее вытирать и ставить на место.

— Мой испытательный срок заканчивается через шесть недель. Я уезжаю из города.

***

Добавлено (23.01.2012, 15:26)
---------------------------------------------
— Ты знал об этом? — почти обвиняющим тоном спросила она Уилсона на следующий день, зайдя к нему в офис.

— Конечно, я знал.

— И ты вот так просто его отпустишь?

— Он взрослый человек, Кадди. Он волен делать, что захочет.

— Он он... убегает от своих проблем. Это не может быть правильным выбором.

— Он считает это единственно правильным выбором.

— Из-за меня?

— Да, Кадди. Из-за тебя. И из-за Рейчел. Рейчел думает, что он умер. Я даже описать не могу, насколько это потрясло его. Это его просто уничтожило.

Кадди закусила ноготь, размышляя стоит ли говорить Уилсону правду.

— Рейчел не думает, что он умер, — тихо призналась она. — Я сказала ему это просто, чтобы ему стало плохо. Я сказала ей, что Хаус плохо поступил и должен на какое-то время уехать в качестве наказания. Я не уточняла. Она до сих пор думает, что в наш дом въехал кто-то чужой.

— Ух ты, — произнес Уилсон. — Если бы Хаус это знал, он бы... был намного счастливее.

— Может быть, я ему скажу.

— Ты уверена, что хочешь сделать это? Кадди, это начало.

— Я не знаю, чего я хочу, Уилсон. Я только знаю, что не могу его таким видеть.

— Я тоже.

Кадди горько усмехнулась.

— На дворе 2014 год. Мы с тобой когда-нибудь перестанем говорить о Грегори Хаусе?

Уилсон покачал головой и усмехнулся ей вслед.

— Очень сомневаюсь.

***
Она отправила ему письмо.

Дорогой Хаус!

Рейчел написала это в качестве школьного задания. Я тебе соврала. Я не говорила ей, что ты умер. Но она не знает, что это ты въехал в нашу столовую и чуть не убил ее мать. Так что не переусердствуй.

К письму было приложено написанное мелком сочинение.

Гирои.

Некоторые гирои пожарные, некоторые гирои полицейские, а некоторые гирои врачи, как мая мамачка.
Мой гирой доктор Грег Хауз, патомушто он узнал што я балела Хай Стингсом и спас миня. И он мой друг, хатя я давно иво ни видила.
Рейчел Кадди.

Под сочинением была нарисована улыбающаяся маленькая девочка, лежащая на операционном столе, и улыбающийся мужчина со стетоскопом на шее и в медицинской шапочке с красным крестом. Мужчина сидел на единороге. Несколько стрелочек объясняли рисунок. Возле одной было написано «Рейчел», возле другой - «Хауз», а возле третьей «Искорка».

Кадди добавила постскриптум:

П.С. С каких это пор в операционные пускают единорогов?

***

— Кадди, я хочу кое-что прояснить. — Уилсон стоял в ее офисе и выглядел еще более робким, чем обычно. — Завтра я собираюсь праздновать дома свое сорокапятилетие, и не знаю, приглашать ли тебя, потому что Хаус тоже будет там.

— Понятно.

— Но я бы очень хотел, чтобы ты пришла. Даже если просто заглянешь на минутку. Бренда очень хочет тебя видеть.

Бренда — архитектор, с которой Уилсон встречался последние полгода. Казалось, что всё было очень серьёзно. Кадди же так и не познакомилась ни с кем с тех пор, как ее последнее свидание буквально разлетелось на куски.

— Я постараюсь найти няню и приехать, — ответила она.

Она приехала на вечеринку поздно, около половины десятого, и первое, что пришло ей в голову было «не ушел ли Хаус?».

Она знала всех на этом празднике, поэтому пройти в дальний конец комнаты к барной стойке оказалось сущим испытанием. Найдя Уилсона, она поздравила его и поцеловала. Поболтала с Брендой о статье, которую они обе прочли в «Джезебеле», познакомилась с последней пассией Чейза — почти такой же красивой, как он, длинноногой блондинкой.

Наконец, добравшись до бара, она налила себе бокал белого вина и оглядела комнату. Хауса нигде не было видно.

Она одновременно почувствовала облегчение и разочарование.

Выпив первый бокал, она налила второй, затем — третий.

На обратном пути из уборной она заметила, что дверь в спальню Уилсона приоткрыта, и заглянула туда.

Хаус сидел в одиночестве на кровати и читал медицинский журнал в тусклом свете лампы. В руке он держал стакан с виски. В теплом освещении очень хорошо были заметны линии и тени на его лице. Он выглядел старше, казался утратившим вкус к жизни, но всё-равно он оставался симпатичным, как всегда. Увидев его одного, она почувствовала знакомое шевеление внутри. Она поняла — это ее проклятие. Ее всегда влечет к нему.

— Тут уютно, — произнесла она, входя в комнату.

Он поднял голову и застенчиво улыбнулся.

— Да, последнее время я не люблю вечеринок, — признался он.

— Ты никогда не любил.

— Да, наверное.

— Что читаешь? — поинтересовалась она.

— Очень возбуждающее чтиво, — ответил он. — «Пневматическая делатация против лапараскопической миотомии Геллера при случаях идиопатической ахалазии».

— Ух ты! Должно быть, весело.

Каждая рациональная клеточка ее мозга кричала ей, что пора возвращаться к остальным гостям, но она не могла заставить себя уйти. Она сбросила туфли, забралась на постель рядом с ним и уселась, подогнув ноги.

— Ты не против, если я спрячусь от всех здесь, с тобой?

— Забавно, потому что именно от тебя я здесь и прячусь, — признался он.

— Да? — разочарованно произнесла она. — А я думала, что между нами всё наладилось. Ты получил сочинение Рейчел?

— Оно мне безумно понравилось, — ответил он. — Правда.

— Я за нее не писала. Она сама.

— Ну, это я понял. Мне кажется, что моё имя ты всё-таки умеешь писать правильно...

Она улыбнулась, потом придвинулась ближе настолько, что теперь ее тело прижималось к нему, и принялась читать журнал через его плечо.

— Нет, ну правда, Хаус. Эта статья скучная даже для меня, а я руковожу больницей. — Она встала с кровати.

— Давай-ка посмотрим, какие у Уилсона есть книги! — игриво заявила она, направляясь к книжной полке. Читая корешки, она заливалась смехом. — «Я в порядке, ты в порядке». Нет, серьезно, Уилсон? Какой это год? 1971? «Полное собрание сочинений маркиза де Сада». А вот это другое дело. Подожди-ка, «Гарри Поттер и Долина Смерти»? Ну конечно, Уилсон читает Гарри Поттера.

Она открыла книгу и начала перелистывать страницы.

— Кадди.

Она обернулась и замерла — Хаус поднялся с кровати и встал прямо у нее за спиной.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Она закрыла глаза. От близости к нему в ней вибрировала практически каждая клеточка.

— Я не знаю, — честно призналась она.

Он понял намек, обнял ее за талию и притянул к себе.

— Кадди... — снова начал он.

Она, не мешкая, поцеловала его. Через мгновение он прижал ее к книжной полке и пытался забраться ей под блузку. Его некогда мягкие руки врача и пианиста теперь стали грубее, и она почувствовала это, когда они коснулись шелковистой кожи на ее спине и талии.

— Я никогда не думал, что я... что мы... — задыхаясь, произнес он.

— Заткнись, Хаус. Не порти момент, — сказала она, кусая его нижнюю губу почти до крови.

Отделившись от книжной полки, они упали на кровать. Хаус снял с нее блузку, она уселась на него верхом и принялась расстегивать его рубашку, целовать его шею, буквально поглощать его всего.

Затерявшись в собственных фантазиях, они забыли, что всего в десяти футах от них полным ходом идет вечеринка.

Кто-то прочистил горло.

Они быстро и неуклюже отстранились друг от друга и посмотели в сторону источника звука. В дверях спальни стоял очень удивленный Уилсон со скрещенными на груди руками.

— Должен признаться, это последнее, что я ожидал увидеть, когда зашел сюда в поисках своих очков.

Кадди застыла на месте. Присутствие Уилсона вернуло ее к реальности. Она схватила свою блузку и торопливо принялась одеваться.

— Я просто... уже ухожу, — сказала она.

Она ушла, а Хаус и Уилсон остались и, ничего не понимая, глядели друг на друга.

****
Через несколько дней она рассказала обо всём своему врачу.

— И как вы себя чувствовали? — этот вопрос следовало ожидать.

— В тот момент? Чувствовала возбуждение, бодрость. А потом... Потом показалось, что у меня серьезные проблемы.

— Как вы думаете, почему вам хочется близости с человеком, который пытался вас убить?

Кадди вздохнула. Она ожидала и этого вопроса.

— Эта жестокость была... просто временным помрачением, — объяснила она. — Он не такой. Когда он употреблял слишком много викодина, у него начинались галлюцинации, и он действовал, веря, что всё происходит на самом деле. Теперь он его не принимает. Уже почти четыре года.

— Похоже, вы ищете ему оправдания.

— Раньше я постоянно этим занималась, — сказала Кадди, чуть заметно усмехнувшись.

— Но, Лиза, когда вы начали лечение, вы до ужаса боялись Хауса. Вы его ненавидели.

— Я злилась, — призналась Кадди. — Я считала его дьяволом во плоти. А потом, после того, как он спас Рейчел, он стал святым, понимаете? Но он ни то, ни другое. Он просто человек. Ущербный человек, которого я люблю на протяжении 25 лет.

— Между любовью и одержимостью очень тонкая грань, — заметил врач.

— Мне ли не знать, — ответила Кадди.

***

Через несколько дней она ему позвонила.

— Прости, что так долго не давала о себе знать, — сказала она. — Мне нужно было подумать.

— Я понимаю, — ответил Хаус. — Нас Уилсон застукал. Это как будто мы занимались сексом, и зашел твой отец.

— Я не о Уилсоне говорю.

— Я знаю.

— Хаус... Я поговорила с Дугом Уэстингом. Он правда хочет, чтобы ты у него работал.

— Я не могу. Я уже согласился на место у Джона Хопкинса, — сказал Хаус. — Через два дня я уезжаю.

Кадди ощутила странную панику.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Кадди, я должен.

— Почему? Разве не из-за меня ты уезжаешь?

— Ну... да.

— Тогда я говорю тебе, что тебе не нужно уезжать.

— Нужно. Кадди, тебе нужно начать новую жизнь. Без меня.

— Хаус, ты три года провел в тюрьме, но я не начала новую жизнь. Думаешь, твой переезд в Балтимор что-то изменит?

— Тогда ты была травмирована. Мной. Теперь тебе лучше. Ты сильнее.

— И понимаю, что хочу, чтобы ты был частью моей жизни.

— Я всегда буду частью твоей жизни, Кадди. Только по-другому. Поверь, так лучше.

— Почему? Потому что я заслуживаю лучшего?

— Да, — откровенно признался Хаус.

— Но Хаус... Мне не нужен никто лучше. Мне нужен ты. — Она начала плакать.

— Кадди, нам и так тяжело. Не надо делать еще тяжелее.

— Черт тебя подери, Хаус. Иногда я тебя в самом деле ненавижу!

— Знаю, Кадди. Знаю.

ЭПИЛОГ

Хозяин дома в Балтиморе передал ему ключи от его новой квартиры и помог поднять вещи по лестнице. Хаус открыл дверь и поморщился от яркого света — комната была большой и светлой. Он внимательно оглядел комнату. У дальней стены стоял рояль. Он пригляделся. Его рояль.

— Рояль? — недоумевая, спросил он.

— Подарок от вашей подруги, — хмыкнул хозяин. — Она настаивала, чтобы рояль был здесь, когда вы приедете. Ей... трудно отказать.

Хаус счастливо засмеялся.

— Я знаю.

— Она оставила записку, — сказал хозяин. — Я пойду, если вам больше ничего не нужно.

— Нет, спасибо. Больше ничего.

Хозяин ушел, а Хаус дохромал до рояля. Записка, написанная на красивой писчей бумаге, лежала на клавишах.

Хаус,

Это небольшой подарок к новоселью. Пусть красивая музыка звучит всегда, не важно, вместе мы или врозь.

К.

Хаус взял записку, понюхал. Этот жест показался ему ребячливостью, и он засмеялся. Затем он провел рукой по гладкому дереву и сел к инструменту.

— Здравствуй, старый друг, — произнес он вслух, затем сыграл несколько нот. Потом еще. Затем зазвучала живая мелодия. Он не играл на рояле четыре года.

Закончив, он встал, вытащил из сумки листок бумаги и разгладил его. Это было сочинение и рисунок Рейчел.

Подойдя к холодильнику, он магнитом прикрепил на него листок.

Вот теперь он был дома.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Ramon: Faith is not a disease.
House: No, of course not. On the other hand, it is communicable, and it kills a lot of people.