НЕБРАСКА
«Я все же сломался и купил шляпу, наподобие тех, что носили ковбои на Диком Западе. Ни один британец не может надеть ее и не выглядеть неприличным полным кретином»

Километры и километры покрытых травой равнин между Небраской и Южной Дакотой устилают путь до места моего назначения, городка Гранд-Айленд. Эту местность называют песчаными холмами из-за причудливого волнообразного покрова изумрудно-серой травы, переливающегося подобно волнам на море. Небраска – это штат фермеров. Он появился благодаря великому захвату земель в середине 19 века, когда федеральное правительство бесплатно предоставляло земли всем, что может ее захватить и управлять. Коренные жители штата выращивали кукурузы и разводили скот, в общем, жили обычной размеренной жизнью обитателей Великой Равнины. Но все изменилось, когда железная дорога "Юнион Пасифик" проложила свой путь через Гранд-Айленд , закрепив за этим местечком славу роскоши и разврата. Славные деньки железной дороги ушли в прошлое, но Гранд-Айленд по-прежнему процветал, благодаря тому, что прямо через него проходила одна из самых больших федеральных автодорог Америки.

Дороги большие и маленькие

У меня заняло немало времени, чтобы узнать, как устроена система американских дорог. Если Вы смотрели такое же множество американских фильмов и программ, что и я, то Вы знакомы с такими понятиями как федеральная межштатовая дорога, шоссе, платная автострада и тому подобное. Но что все эти понятия обозначают и как все это функционирует вместе? Позвольте мне привести некоторые выкладки с сайта Федерального управления шоссейных дорог Америки.
Протяженность Федеральной системы шоссейных дорог США составляет 160 000 миль. В ее состав входят следующие подсистемы.
Главные артерии – шоссе, проходящие через городскую и сельскую местность, обеспечивающие доступ к главным портам, аэропортам общественному и любому другому транспорту.
Стратегическая сеть автомобильных дорог, сокращенно СТРЭХНЕТ – сеть автодорог стратегически важных для обеспечения безопасности страны. По их средствам производится доступ к средствам защиты, как в повседневное время, так в чрезвычайных ситуациях.
Главные узловые соединения стратегической сети автодорог. Эти узлы обеспечивают доступ военных единиц к сетке автодорог стратегического назначения.
Терминальные соединения – дороги, соединяющие главные контейнеро-терминальные средства (грузово-снабженческие – прим. переводчика) с остальными звеньями федеральной дорожной системы.
Межштатовая система дорог Эйзенхауэра. Я совершенно без понятия, что обозначают описанные выше пункты. И я не хочу знать, что такое контейнеро-терминальные средства даже если мне в руки попадется их определения, я не стану это читать. Вот что для нас действительно важно знать, так это что Главная Федеральная дорожная система включает в себя отдельную сетку дорог, названную межштатной системой дорог Эйзенхауэра, являющуюся эквивалентом британской магистральной системы автодорог, только большей, намного большей в размерах.

Система дорог Эйзенхауэра

Вы возможно таите надежду, что я не буду вдаваться в дальнейшие подробности, но как сказали мне по горячей линии, подождите минуточку, это до опьянения интересно. В конечном счете, это относится к самому большому общественному проекту такого рода в истории.
В 50-х годах администрацией президента Эйзенхауэра был принят бюджет, который обозначил начало программы по созданию обширной дорожной системы, связывающей все районы страны. Воевавшие в Европе американцы находились под сильным впечатлением немецких автобанов, но американская автомобильная промышленность, погрязшая в раздорах, не могла безболезненно для страны осуществить такой грандиозный проект. В нынешних ценах стоимость всего проекта составляла около полу-триллиона долларов. Пятьсот миллиардов! Не маленькая сумма, не правда ли? Но без такой громадной дорожной системы из 46 тысяч миль высококачественных федеральных дорог, пролегающих с север на юг и с запада на восток, Америка не стала бы той страной, которую мы знаем сегодня. Как один из тех, кто проехался, кажется по всем американским дорогам, я могу подтвердить их изумительное качество. Здесь на удивление мало конусов, площадок реконструкции и обратного потока машин. И хотя многие из них пролегают на фоне совершенно скучного, ничем не примечательного, однообразного сельского пейзажа, некоторые участки, идущие через захватывающего вида горы, леса, озера, ущелья и долины, по красоте вполне могут сравниться с европейскими. Обычно федеральные трассы – двух- или трехполосные дороги, однако в городах количество полос колеблется от четырех до шести с ограничением скорости в пределах от 55 до 75 миль в час в зависимости от штата.
Система дорожной нумерации довольно проста и не требует долгих объяснений. Четными номерами обозначены трассы, ведущие с востока на запад, нечетными – с севера на юг. Отсюда соответственно и названия дорог: монументальная трасса 95, простирающаяся по восточному побережью от штата Мэн к Флориде или самое первое шоссе, построенное в Америке, трасса 70 от Юты до Мэриленда.
Но вернемся в Небраску. На смену поднявшей экономику Гранд-Айленда железной дороги, пришла трасса 80, одна из самых больших трансконтинентальных дорог и вторая по длине после трассы 90 от Бостона до Сиэтла.
Трасса 80 пролегает от центра Сан-Франциско до пригорода Нью-Йорка местечка Тинек, что в Нью-Джерси. Или наоборот? А есть разница?
С запада на восток она проходит через Окленд, Беркли, Сакраменто, Рино, Солт Лек Сити, Шайенн, Линкольн, Омаху, Де-Мойн, Чикаго, Саут-Бенд и Кливленд, затем на границе Пенсильвании и Нью-Джерси ее путь пролегает через красивейший заповедник "Делавэрское ущелье". Также она заглядывает и в Гранд-Айленд. Превосходная дорога на всем ее протяжении, о чем можно было даже не упоминать, с вереницей заправок, закусочных и мотелей, заключенных одной общей вывеской «Заправка, еда и ночлег». Издевательство над моей фигурой Трехсотмильное путешествие по автостраде заставляет терпеливо относиться к бесконечным остановкам, чтобы заправиться, перекусить вяленого мяса, конфет Риис с арахисовым маслом, глотнуть газировки или выпить бутылочку, обладающего сверхъестественной бодрящей способностью, энергетического напитка по цене дрожи, тряски и маниакальной опьянения за рулем.
Но есть водители, для которых моя пустая болтовня не имеет никакого значения. Я, конечно же, говорю про дальнобойщиков.
Для этих, вошедших в легенды персонажей, появилась целая индустрия стоянок для большегрузов. Лишь изредка бывая в таких местах, как обычный водитель, я могу высказать свое впечатление только сегодня… Да и то, если доберусь до Гранд-Айленда вовремя. Мой путь, лежащий южнее обеих Дакот, пролегает по умиротворенному шоссе через городки Валентайн и Брокен Боу. Но меня больше волнует, успею ли я добраться до стоянки дальнобойщиков пока не село солнце.
Некоторые стоянки чуть больше обычной закусочной с большим передним двором для парковки грузовиков, они практически ничем не отличаются от британских придорожных кафе, кроме больших площадей для парковки. Здесь есть магазины, душ, мойки грузовиков, множество мелких магазинчиков, торгующих едой и громадная территория, размеченная для парковки в шевронном стиле. Можно спокойно снять комнату в мотеле, но большинство шоферов предпочитают спать в кабинах своих грузовиков. Ходит много разговоров о мифической фигуре Лот Лизард, проститутке, специализирующуюся на дальнобойщиках, однако реальность ее существования отвергается всеми.
Моя первая остановка – это магазин, который, кажется, продает все на свете: серебряные эмблемы для капота грузовика; зеркала, как в кабинете у стоматолога для проверки днища; кучу энергетических напитков и любого вида одежду. Пообещав себе не быть таким засранцем, Я все же сломался и купил шляпу. Не широкополую шляпу «Стетсона» с высокой тульей и шнурком, который завязывается под подбородком, а одну, наподобие тех, что носили ковбои на Диком Западе. Ни один британец не может надеть ее и не выглядеть, без всякого преувеличения неприличным полным кретином. Ну да ладно. Еще я решил пополнить мою коллекцию магнитов на холодильники со всех штатов Америки. К концу моей поездки я соберу их все. Ну а теперь время пойди подыскать на чем бы уехать.
Европейские джаггернауты (многоосные тяжелые грузовики – прим. переводчика) не имеют ничего общего в оснастке со своими американскими собратьями. Гордость американских большегрузов в их покраске, вертикальной каминного типа выхлопной трубе и больших размерах само собой. И вот я стою, надеясь договорится с кем-нибудь из шоферов подбросить меня. Солнце садится и минут через десять с автострады сюда начнут сворачивать грузовики.
Наконец я встретил Брюса, спускавшегося из огромной пурпурного цвета кабины своего грузовика. Он согласился подбросить меня следующим утром. Брюс ехал в Пенсильванию.
«Я буду ждать ровно в восемь», – сказал он по пути к главному зданию.
«Буду вовремя», – заверил я его.
Но кто-то в нашей команде проспал, и мы опоздали на 20 минут. Брюс уже завел двигатель и был готов отправиться в путь. Он типичный американец и тому чересчур любезен, чтобы орать на нас, но могу сказать, он немного порассуждал о профессионализме нашей, не пришедшей в оговоренное время на встречу, съемочной группы.
Итак, мы отправились на восток по трассе 80 под лучами восходящего зимнего солнца.
Брюс идеальный образец человека совершенно неподходящего для интервью: из него не выжать ни единого лишнего слова и ни капли эмоций.
Он едет из Северной Каролины неизвестно куда, потому что ему нравится чувствовать свою свободу и быть главным, да и просто нравится водить. Я спрашивал его о многом: о статусе вечного скитальца, его идеалах и взглядах на мир, осознании себя и громадных просторах американских дорог. Брюс отвечал чуть более распространено, чем просто «Ну я не знаю» на мои, как сейчас кажется, абсолютно претенциозные и вычурные вопросы.
Он – обычный дальнобойщик, он водит грузовики. Иногда его поездки довольно далеки, но он не любит опаздывать. Ему нравится то, чем он занимается. Он шофер, ни философ, ни поэт или композитор. Он просто любит водить. Вот и все. Это нельзя не уважать.

АЛЯСКА

«Никто из нас никогда в своей жизни не мерз так сильно как сейчас. Пожалуй, я уже готов признать ошибочным свое глубочайшее убеждение, что сильный холод лучше ужасающей жары»

Техас огромен. От северо-западного Амарилло до юго-восточного Браунсвилля лежит расстояние, превосходящее восемьсот миль. Да, Техас велик. А Аляска в два с половиной раза больше! Следующие по величине штаты – Калифорния и Монтана. Аляска больше этих двоих вместе взятых вместе с Техасом в нагрузку! Она слишком обширна для охвата неповрежденным умом. Тут можно с удобством разместить семь Соединенных Королевств или тринадцать Англий. Возможно, вы помните, что Мен (первый штат, который я посетил в начале моего путешествия) гордится тремя с половиной тысячами миль побережья. Но Аляска присвоила себе столько разнообразных побережий, что отдыхает не только штат Мен, но и все американские штаты, взятые вместе! Аляска велика до неприличия. Ее невозможно одомашнить. В столичный город Джуно не попадешь на машине, туда надо ехать паромом. А внутренние районы зимой постоянно погружаются в 52-градусный мороз (по Цельсию, ребята!).

Полет от Сиэтла, штат Вашингтон, до Анкориджа, штат Аляска, занимает три с половиной часа. Мы пролетаем над Британской Колумбией, которая принадлежит Канаде. Аляска, как и Гаваи, не имеет общей границы ни с одним из американских штатов. Технически они являются эксклавами Соединенных Штатов.

В Анкоридже мы пересаживаемся на небольшой самолетик до Кадьяка. Я рвусь на этот остров с незапамятных времен. Такой рецидивист-любитель плюшевых мишек как я всегда стремится пополнить коллекцию новым экземпляром, и кадьякский медведь, огромный представитель подвида бурых своих собратьев, точно стоит усилий. Однако, у меня нехорошее предчувствие, подкрепленное чтением соответствующей литературы, что мы прибыли слишком рано. Сегодня - двадцатое апреля, и на острове Кадьяк царит глубокая зима. Медведи обычно выходят из спячки как раз в тот момент, когда лосось направляется на нерест. А в этом году, как мне авторитетно было заявлено, нерест запаздывает.

По крайней мере, мне удалось пожать лапу огромному чучелу, что охраняет въезд в гавань. Порт Кадьяка прекрасен на свой особый спокойный и сюрреалистический манер, какого я нигде больше не встречал. Властная высокая горная цепь крепко держит в объятиях ярко раскрашенные деревянные домики и залив, густо населенный лодками, хлопающим такелажем и трепещущими на ветру косыми треугольниками парусов. Десятки белоголовых орланов облепили фонарные столбы и парапеты, а чайки с бакланами визгливо кричат старушачьими голосами, провожая рыбацкие лодки, возвращающиеся домой. Все питательные вещества, белки и жиры, существующие в этой части света, приходят из моря. Неоспоримая правда в том, что самые холодные воды несут самую вкусную рыбу. Любой, кто имел счастье путешествовать по южной Испании, а затем пересечь побережье Португалии, мог убедиться, что качество продуктов моря невероятно повышается при смене теплых средиземноморских вод на холодную Атлантику. Здешний палтус, которого мне подали в маленьком ресторанчике с видом на гавань, полностью подтвердил это мое убеждение. Никогда в своей жизни не ел я рыбы вкуснее!

Полдевятого вечера, но светло как в три пополудни, что совершенно сбивает с толку. Ко мне за стол подсаживается длинноволосый бородатый парень в черной рясе. Он представляется отцом Иннокентием, православным священником и восторженным поклонником «Дживса и Вустера». Не хочу ли я послушать службу на Вербное воскресение, что будет завтра вечером?

- Вербное воскресение? Но оно же было неделю назад?

- По вашему грегорианскому календарю, возможно. Но наша церковь все еще
придерживается юлианского.

- Справедливо.

Малиновый остров

На следующее утро маленький гидросамолет перебрасывает нас на Малиновый остров. Мое тело униженно страдает от его физической переноски через ледяные прибрежные воды хозяином здешних мест, Ли. А Ли в свою очередь страдает спинными судорогами после этой самой переноски. Никто ведь не предупредил меня, что будут нужны ходули! Никто также не предупредил Ли, что во мне больше 125 килограмм живого весу.

Люсинда, жена Ли, фарширует нас бутербродами и провожает в путь. Специальная лодочка «Леди Л», названная в ее честь, катает туристов и путешественников вокруг острова, совершая рыбачьи и охотничьи набеги. Наш план состоит в осмотре острова и поиске следов кадьякского медведя.

- Никогда не знаешь, - говорит Ли. - Они могут проснуться прямо сегодня. Тепло. (Наглая ложь! Холодина такая, что мои глаза поскрипывают, когда я моргаю).

Пока мы пыхтим, пробираясь по многочисленным каналам острова, вокруг нас резвятся дикие морские выдры (они плавают на спинках, конечно), сбиваясь в группы, называемые «плотами». Они выскакивают из воды вертикально, чтобы рассмотреть нас, отчего становятся похожи на сурикатов. Убедившись, что мы не представляем опасности и непригодны в пищу, они жизнерадостно нас игнорируют. Некоторые носят на своем брюшке детенышей. Кажется невероятным, что теплокровные млекопитающие, гигантские куньи, могут всю жизнь проводить в ледяной воде. Интересно, неужели их не привлекает тепло человеческих обиталищ? Ли рассказывает, что мех морской выдры, изрядно преследуемой охотниками, один из самых ценных в животном царстве.

- Поэтому, лучше пусть они живут здесь.

Он прав, конечно, однако, как не переносить свои собственные чувства на братьев меньших? Мне очень хочется сейчас свернуться клубочком у огня, а значит и любому млекопитающему тоже.

Морские выдры прекрасные рыбаки. Ли решает, что пришло время мне померяться с ними этим умением. Он протягивает мне удочку и какую-то наживку, из которых я сооружаю обычный свой пессимистичный висяк. Я рассказываю Ли об огромной рыбе, которую мне удалось выловить в Миннесоте. Естественно, как все рыбаки, я сильно преувеличиваю, и давно съеденная миннетонковская рыба-солнце увеличивается в размере, по крайней мере, сантиметров на десять. Неожиданно…леска оживает! Я выбираю и выбираю и выбираю, и поднимаю, и тяну, и тащу пока…ага! Гротескное создание глубин показывается на поверхности. Грибные и серые оттенки, кофейные и карамельные отблески, странным образом привлекательная на отталкивающе уродливый манер, с оранжевыми плавниками и невообразимо широким ртом.

- Что за…?

- Это, - говорит Ли, - Ирландский Лорд.

- Съедобный? - интересуюсь я.

- Абсолютно нет.

Мы позируем для обязательного снимка, прежде чем вернуть его пренесъедобную светлость в глубины.

Печально, но никаких следов медведей. Я исследую вершины холмов, откуда можно заметить очертания медвежьих спин. Ничего.

- Да. Может, задержитесь на недельку? – предлагает Ли. – Они точно уже скоро проснуться.

- Если бы, - вздыхаю я. Но у нас впереди многие километры и назначенные встречи. Действительно, я пообещал отцу Иннокентию посетить его церковь этим самым вечером.

Удивительно православная

С середины восемнадцатого века Аляска была частью Российской Империи. К 1869 году, когда многочисленные охотники и торговцы довели популяции пушных животных практически до полного истребления, царю надоела эта невзрачная земля и он известил Соединенные Штаты о своей готовности ее продать. Американский секретарь Уильям Сюард договорился о цене в 7 200 000 долларов, что составляло около 1,9 цента за акр. Вы, должно быть, полагаете, что американцы должны были быть счастливы этой сделкой, но общественное мнение тех времен посчитало, что Сюарда обвели вокруг пальца, как сосунка. «Выжали как лимон» писала газета Нью-Йорк Ворлд. «Сюардово безумие» было именем нарицательным, пока всего лишь тридцать лет спустя на Аляске не обнаружили … та-дам!.. золото (слишком поздно для Сюарда, чтобы посмеяться последним: он умер спустя три года после приобретения). Однако, Аляске, как и Гавайям, необходимо было дождаться 1959 года, чтобы официально быть включенной в союз на правах полноценного штата.

Следы русского заселения в Кадьяке видны невооруженным взглядом. Одних названий улиц, оканчивающихся на -офф и –ински, уже более чем достаточно. Но самым очевидным доказательством является существование двух русских православных церквей.

Отец Иннокентий – служитель церкви Святого Германа, названой в честь самого великого святого Аляски. Я проскальзываю в последние ряды, обнаружив, что служба уже началась. Со всем должным уважением к благородной традиции православной литургии, это – самая унылая служба, которую я когда-либо посещал! Слишком много пения. Слишком много повторов. Они попросили Бога о милости не меньше трех тысяч раз. Я не преувеличиваю. Либо Он помилует, либо нет; простое нытье, напоминающее ребенка, просящегося в Диснейленд, не облегчит участь, разве не так? Однако запах фимиама достаточно приятен, и иконы загадочно мерцают в вечернем свете.

Барроу

На следующее утро мы прощаемся с Кадьяком и его дремлющими медведями. Мы направляемся на север. Правда, правда – на север. Ну, в пределах Арктического круга, конечно. Самый северный город Соединенных Штатов – Барроу.

В аэропорту Барроу мы ожидаем, пока наш багаж выгрузят из самолета, и развлекаемся как школьники, высовываясь наружу и тут же заскакивая с глупым хихиканьем назад. Никто из нас нигде не мерз так сильно как здесь. Жестокий пронизывающий ветер удваивает дискомфорт. Я закутан до носа в самую экстремально-профессиональную толстенно-противоморозную одежду, какую только смог найти, и этого все еще недостаточно. Пожалуй, я уже готов признать ошибочным свое глубочайшее убеждение, что сильный холод лучше ужасающей жары.

В полдесятого вечера все еще светло как днем. Я слоняюсь по городу, осматривая достопримечательности, пока не осознаю, что темнота не наступит никогда. Шторы в моем гостиничном номере недостаточно плотные, чтобы удержать этот белый свет, и я провожу ночь в пароксизмах сна.

Бой китов

В самый разгар барруанского лета температура иногда приподымается выше нуля. Это лучшее, на что они могут рассчитывать. Большинство населения города составляют эскимосы-инуиты, которые существуют за счет охоты на карибу, рыбалки и китового промысла. Федеральные и международные официальные органы позволяют барруанским эскимосам (и да, они действительно предпочитают называться эскимосами, а не инуитами) забивать двадцать два кита ежегодно. Киты, в основном, гренландские и белуги, делятся всем сообществом. На земле, где не растут фрукты и овощи и где их тяжело достать даже сейчас, китовое мясо, особенно муктук из шкуры или гениталии, обеспечивают инуитов необходимыми витаминами и питательными веществами.

У меня назначена встреча с капитаном китобоя - Генри, который пригласил меня к себе домой познакомиться с его энергичным и громогласным семейством. Генри - само очарование: приветливый, дружелюбный и очень гордый инуит. Он сам мастерит свои инструменты и пытается жить жизнью своих предков. Он соглашается показать свое китобойное судно. Сезон на подходе и вполне возможно, что нам повезет увидеть китов в открытом море. Вообще-то, я буду вполне счастлив, если нам не удастся увидеть китов, поскольку такая встреча будет означать убийство. Несмотря на то, что я абсолютно уважаю права и традиции инуитов и признаю, что их методы охоты с весельных лодок не угрожают популяции ни гладких китов, ни белуг, я все таки не хотел бы присутствовать при забое, неважно насколько традиционно он будет проистекать. Однако, похоже, что, как и в случае с Кадьяком, мы опять прибыли слишком рано.

Барроу - прибрежный город, во что сложно поверить, поскольку море сковано льдом. Китобойное судно, принадлежащее Генри, находится приблизительно в миле отсюда на замерзшем Чакте (так здесь называют Арктический океан). Генри тянет нагруженные нами нарты, запрягши в них свой снегоход. Ледяная голубизна поражает меня в самое сердце. Я не мог даже представить, что волны замерзшего моря могут быть так незабываемо прекрасны.

Мы останавливаемся у китобоя, который оказывается немногим больше среднего деревенского обеденного стола. Команде, состоящей из восьми человек, удается оторвать лодку ото льда и запрыгнуть в нее, как только она коснулась воды – воды, в которой человек, независимо от количества теплой одежды на нем, не продержится более трех минут. Парни настолько тренированы, что никто никогда не падает. Как только все оказываются на борту, начинается настоящая работа, на которую у них нет других источников энергии, кроме собственных калорий: весельная энергия восьми земных млекопитающих против морского зверя в восемь раз их превосходящего. По крайней мере, поединок выглядит честным.

Лодка сделана вручную и обтянута шкурой морского зайца, чтобы сделать ее водонепроницаемой. Генри объясняет мне, что очень важно надежно обработать шкуру, поскольку полярный медведь может учуять ее запах и примет за мясо. Голодный мишка способен превратить лодку в щепки за считанные минуты.

Генри показывает свои гарпуны, в которые вмонтированы небольшие бомбочки. Они убивают кита мгновенно, заверяет он меня. Инуиты гордятся тем, что не причиняют боли и страданий своей добыче. Генри передает мне латунную гарпунную пушку. Она весит около тридцати килограмм, и я едва могу забросить ее на плечо.

Мы останавливаемся там, где заканчивается замерзшее море, и смотрим на горизонт. И я счастлив, что не вижу ни единого кита.
Сейчас я нахожусь в самой северной точке Америки. Вскоре я окажусь в самой южной.