Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так застукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
Гость - и больше ничего".

Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, -
Безыменной здесь с тех пор.

Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
"Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость - и больше ничего".

И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого,
Тьма - и больше ничего.

Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"
Прошептало, как укор.

В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей того.
"Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
Ветер - больше ничего".

Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел - и больше ничего.

И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,
Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
Каркнул Ворон: "Nevermore".

Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой "Nevermore".

Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
Каркнул Ворон: "Nevermore".

При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом "Nevermore".

И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: "Nevermore".

Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о nevermore!

Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только Бог над нами свод небесный распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о, nevermore!

Э.По.

Перевод М. Зенкевича

Добавлено (07.05.2009, 20:46)
---------------------------------------------
Я всё теперь приму наполовину.
И, на полсердца наложив печать,
На полувзгляд и полувыстрел в спину
Полуулыбкой буду отвечать.

Полуобман приму на полуверу,
Полуогонь приму на полдуши,
На полбеды отвечу полумерой
И буду скромно доживать в тиши.

Помилуй бог! Как просто и спокойно!
Не надо только принимать всерьез
Обиду, подлость, травлю или бойню,
А также мир надежд, ошибок, грез...

Я буду жить с полухолодной кровью
И ждать багряных листьев к сентябрю.
Я полупьян твоей полулюбовью
И полуверю в то, что говорю...

А.Белянин.

Я слушаю вздохи твои
В каком-то несбыточном сне...
Слова о какой-то любви...
И, боже! мечты обо мне...

Но снова кругом тишина,
И плачущий голос затих...
И снова шепчу имена
Безумно забытых святых.

Всё призрак — всё горе — всё ложь!
Дрожу, и молюсь, и шепчу...
О, если крылами взмахнешь,
С тобой навсегда улечу!..

А. Блок.

Добавлено (10.05.2009, 00:50)
---------------------------------------------
Никогда ни о чем не хочу говорить...
О поверь! Я устал, я совсем изнемог...
Был года палачом,- палачу не парить...
Точно зверь, заплутал меж поэм и тревог...

Ни о чем никогда говорить не хочу...
Я устал... О поверь! Изнемог я совсем...
Палачом был года,- не парить палачу...
Заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм...

Не хочу говорить никогда ни о чем...
Я совсем изнемог... О поверь! Я устал...
Палачу не парить!.. был года палачом...
Меж поэм и тревог, точно зверь, заплутал...

Говорить не хочу ни о чем никогда!..
Изнемог я совсем, я устал, о поверь!
Не парить палачу!.. палачом был года!
Меж тревог и поэм заплутал, точно зверь!..

И.Северянин. Квадрат квадратов.

У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в истории мы тьму примеров слышим
Но мы истории не пишем,
А вот о том как в баснях говорят...
Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться:
И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягненка видит он, на добычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: "Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом
Здесь чистое мутить питье
Мое
С песком и с илом?
За дерзость такову
Я голову с тебя сорву". -
"Когда светлейший* Волк позволит,
Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу". -
"Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще в запрошлом лете
Мне здесь же как-то нагрубил;
Я этого, приятель, не забыл!" -
"Помилуй, мне еще и от роду нет году". -
Ягненок говорит. - "Так это был твой брат". -
"Нет братьев у меня". - "Так это кум иль сват.
И, словом, кто-нибудь из ващего же роду.
Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,
Вы все мне зла хотите,
И если можете, то мне всегда вредите;
Но я с тобой за их разведаюсь грехи". -
"Ах, я чем виноват?" - "Молчи! Устал я слушать.
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать".
Сказал и в темный лес Ягненка поволок.

Примечание.
* Светлейший - в царской России почетное обращение к князю

Искренне Ваш, ВиктОр!

Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие, прозрачные бассейны.

Растенья в них, как сны, необычайны,
Как воды утром, розовеют птицы,
И - кто поймет намек старинной тайны?-
В них девушка в венке великой жрицы.

Глаза, как отблеск чистой серой стали,
Изящный лоб, белей восточных лилий,
Уста, что никого не целовали
И никогда ни с кем не говорили.

И щеки - розоватый жемчуг юга,
Сокровище немыслимых фантазий,
И руки, что ласкали лишь друг друга,
Переплетясь в молитвенном экстазе.

У ног ее - две черные пантеры
С отливом металлическим на шкуре.
Взлетев от роз таинственной пещеры,
Ее фламинго плавает в лазури.

Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны.
Пускай сирокко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.

Н. Гумилев.

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

Добавлено (12.05.2009, 01:49)
---------------------------------------------
Ю. Визбор
СИГАРЕТА К СИГАРЕТЕ

Сигарета к сигарете, дым под лампою.
Здравствуй, вечер катастрофы, час дождя!
Ходит музыка печальная и слабая,
Листья кружатся, в снега переходя.

Наш невесел разговор и не ко времени.
Ах, как будто бы ко времени беда!
Мы так много заплатили за прозрение,
Что, пожалуй, обнищали навсегда.

Не пытай меня ни ласкою, ни жалостью,-
Как ни странно, я о прошлом не грущу.
Если можешь, ты прости меня, пожалуйста,-
Вдруг и я тебя когда-нибудь прощу.

Синий дым плывет над нами мягкой вечностью.
Чиркнет спичка - сигарета вспыхнет вновь.
За окном с зонтами ходит человечество,
Обокраденное нами на любовь.
1975

Когда, Аньес, мою улыбку
К твоим устам я приближаю,
Не убегай пугливой рыбкой,
Что будет - я и сам не знаю.

Я знаю радость приближенья,
Веселье дум моих мятежных;
Но в цепь соединю ль мгновенья?
И губ твоих коснусь ли нежных?

Взгляни, не бойся; взор мой ясен,
А сердце трепетно и живо.
Миг обещанья так прекрасен!
Аньес... Не будь нетерпелива...

И удаление, и тесность
Равны - в обоих есть тревожность.
Аньес, люблю я неизвестность,
Не исполнение, - возможность.

Дрожат уста твои, не зная,
Какой огонь я берегу им...
Аньес... Аньес... и только края
Коснусь скользящим поцелуем...

З. Гиппиус.

Я не берусь проникнуть в суть природы,
Уму пытливому подать совет,
Исследовать кружение планет,
Архитектуру мира, неба своды.

Не говорю про битвы, про походы.
В моих стихах высоких истин нет,
В них только сердца несколько примет,
Рассказ про радости и про невзгоды.

Не привожу ни доводов, ни дат.
Потомкам не твержу, как жили предки.
Негромок я, цветами небогат.

Мои стихи - случайные заметки.
Но не украшу, не приглажу их -
В них слишком много горестей моих.

------

Вийон

От жажды умираю над ручьем ...

------

Ли Бо

У самой моей постели
Легла от луны дорожка.
А может быть, это иней? -
Я сам хорошо не знаю ...

------

Так внезапно и чистый ветер
Заиграл на земле-свирели,
И луна украсила небо
Нарисованной ею рекой.
Если беден, то как для гостя
Я устроить смогу веселье?
А вот так: ухвачусь за ветер
И луну поглажу рукой!

-----

Добавлено (14.05.2009, 00:59)
---------------------------------------------
Кстати, спасибо за темку, мне пару дней назад, как раз такая мысль в голову пришла, о понравившихся книгах, фильмах, музыке говорим, а поэзию забыли, наверное не мне одной такая мысль пришла.

Добавлено (14.05.2009, 01:04)
---------------------------------------------
Украинский поэт начала и середины ХХ века Олександр Олесь
Душа моя - пустка холодна й німа...
Нічого в тій пустці самотній нема:
То вітер розвіяв, то хвилі зірвали.
То, граючись, діти малі розібрали.
Душа моя - дно безджерельне й сухе,
Де тільки сіріє каміння важке...
Тим сірим камінням колись в мої груди
Все били без жалю, жалкуюючи, люди.
1904

Маленький пацієнт : "То я дивний?"
Лікар Чейз: "Всі ми трохи дивні!"

И обступают стены звук случайный,
Пристав к нему с вопросами пустыми,
И без огня подпрыгивает чайник,
Мечтая напоить пески пустыни.

Сквозняк сдувает каждую пылинку,
Всерьез влюбившись в странные покои.
Зевает кресло, выгибая спинку…
Вы спите, а творится тут такое!...

Автор неизвестен.

Добавлено (15.05.2009, 23:17)
---------------------------------------------
Гладиатор

Повседневных мелочей круглый цирк
Оглушает, и пылит, и зовет.
Его крик летит петлей во все концы,
Роет память, словно землю старый крот.

И под грохот самой комнатной трубы,
Под сиянье лишаев на потолке
Появляется, как вепрь, жесткий быт
Гладиатору в измятом пиджаке.

От свидетелей окрестности черны,
Быт идет, остря клыки меж дел,
Через речи переходит, через сны
Отдуваясь на арене, как в воде.

Его гнева мне знакома толщина,
Что вскипает, по обычаю урча.
Его хитрости измерена струна
Вплоть до пены, доплеснувшей до плеча.

Ежедневно перед толпами тревог
Гладиатором в изношенных штанах
Я красуюсь, не щадя ни рук, ни ног,
Я оспариваю вепря черный шаг.

Он и к песенному вызову глухой.
Полуслеп он и в конце концов ничей,
Пляшет, харкает бумажною трухой,
Дышит пылью нестерпимых мелочей.

Лишь запомнив и дела и песни те,
Что друзьями были мне,
На бой бреду,
И споткнусь ли в западне, на нищете,
В одиночество ль, как в яму, упаду, -

И пройдет амфитеатрами заря -
Та, последняя, что смоет, как прилив,
Если падать, так уж падать, разъяряясь,
Хоть одно ребро у вепря проломив.

Н. Тихонов.

Что там, за ветхой занавеской Тьмы?
В гаданиях запутались умы.
Когда же с треском рухнет занавеска,
Увидим все, как ошибались мы.

… Здесь ей лежать у подножья, покой многотонный лелея,
В землю корнями уйдя, обрастая медлительным мхом…
Кто ее сдвинет? Кому эта кара под силу?...

А человек, спустившийся со склона,
Уже стоит над глыбой неподвижной,
Еще не зная, кто он и откуда,
Не сознавая, для чего он тут.
Но вот ладонь, опережая память,
Коснулась камня,
А за ней – другая.
И ощутились памятные сколы,
И замозжила памятная боль.
Еще усилье – вздыблена махина!
И он – Сизиф (и снова грудью в камень!),
Который посмеялся над богами,
Который (и махина снова – дыбом
И – навзничь) обманул однажды смерть.
Он – тот Сизиф за мертвой гранью Стикса.
Но разве тень он в этом царстве тЕней?
И разве тень вздымает он по склону,
Сдирая мясо каменным скребком?...
За пядью пядь, за годом год. Который?
Сизиф не знает. Лишь однажды глянув
На высохшие руки и на плечи,
Он вдруг поймет, что он уже старик.
Проклятье вам, пирующие боги!
Но вот оно – все ближе – искупленье:
Коль не Сизиф, так хоть костяк Сизифов,
Но эту глыбу взвалит на вершину
И рухнет рядом грудою костей.
И череп упадет оскалом к небу,
Тая в пустых глазницах торжество…
За пядью пядь –
Все выше, выше, выше…
Что ж замер ты? Что ты узнал, Сизиф?
Все это было! Было! Было!
В бессчетный раз узнал он место это:
Усохший куст, склонившийся навстречу,
И пыльный вереск у его корней.
О, беззащитность памяти воскресшей!
В семи шагах желанная вершина,
И шесть шагов дано ему пройти…
Вот первый шаг, четвертый,
Вот пятый шаг…
Пощады мне, о боги!
Беспамятства!
И вот – последний шаг.
Вот эта грань.
И глыба равновесна:
Назад – стремленье и вперед – усилье…
Еще одно последнее усилье!
Пылинка в помощь! Волос в помощь! Капля!
Хохочет небо яростно и жадно.
И глыбы тень, пройдя сквозь тень Сизифа,
Стремится вниз, беззвучно грохоча.

Пляшет она по утесам, и, снежному кому подобно,
Все вырастает она, обретая извечные сколы.
Все, что подъем обглодал, возвращает обратно паденье.
Ниже и ниже спешит, далеко обогнав человека.
Следом идет он, неспешно спускаясь по склону все ниже,
Чуждый желаньям и думам, не радостен и не печален.
С каждым шагом бесстрастным становится он все моложе.
Смыты морщины с лица, наливается силою тело.
Спуск возвращает ему все, что сглодано было подъемом,
Глыбе подобно… А глыба врезалась в щебень подножья.

…В последний раз она еще качнется:
Вперед – стремленье
И назад – бессилье.
Замрет на миг, не ведая исхода,
И тяжко ляжет, словно на века.

О. Тарутин.

а у меня сегодня настроение для этого:

Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.

Очень холодно девчонке,
Бьет девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.

Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь?

И какая нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!

Роберт Бернс.